Великое посольство - [15]
— Ведь вот присосался, пиявка!
— А и верно, — ласковым голосом вступился толмач Афанасий Свиридов, сердобольная душа, — чего людей зря томить? Да и нам с тобой, Семен, не грех водицей речной сполоснуться!
— Ладно уж, — хмуро согласился дьяк. — Да чтоб мигом.
Люди прытко соскочили с коней, сбросили с себя докучную одежду и с разбегу кинулись в речку. Неожиданный холод ожег кожу, перехватил дух, судорогой свел тело.
— Ух ты… дьявол! — Ивашка обомлел, ляскнул зубами и стал барахтаться в воде, чтобы согреться. Но толку от того не было, холод схватил за самое сердце, у Ивашки не стало дыхания, и он из последней силы рванулся к берегу.
А на берегу, будто на горячих угольях, тряся мокрыми бородами, скакали и прыгали нагие дворяне, боярские сыны, стрельцы, кречетники, собольщики, причетники, челядинцы, да и сам великий посол в чем мать родила попрыгивал в сторонке и злыми словами ругал подьячего:
— Недоросток! Кощей! Ехидна! Сам-то небось одни ступни замочил… людей ему соблюсти… пекло… пылища… советчик какой выискался…
Тучного, белотелого, холеного толмача Свиридова била крупная дрожь, но по летам припрыгивать да прискакивать было ему неспособно. Неверными руками натягивая на себя рубаху, он запинаясь приговаривал, чтобы отвести от подьячего гнев великого посла.
— Эх, и славно же… спо… сполоснулись… даже в мыслях про-прояснение… а двое, глянь-ка, еще по… полощатся… кто бы такие?
— Так то Куземка-стрелец да Никифор-поп! Вот бедовые!
Уже и все посольские люди выкатили на них глаза. Да и персидская стража, и погонщики, и сам михмандр, разинув рты, глядели на двух молодцов, то всплывавших вверх, то нырявших в ледяную, прозрачную глубь.
Ивашка постоял, подивился, снова скинул с себя натянутую было рубаху, гикнул, разогнался — и бултых в речку! На этот раз обошлось. Ивашка быстро поплыл к своему дружку, с веселым криком расталкивая воду крепкими руками. Вдоволь повозившись, все три молодца с ожженной докрасна кожей выбрались на берег.
— Ох, и осрамили же вы меня, братие! — укорял своих здоровенных причетников поп Никифор. — Того ли ждал от тебя, Илья, послушливый отрок! От тебя, Павел! От тебя, Фока! И-их, придем на Москву, засмеет нас игумен Парфен! Давай рубаху, ты, тьма египетская!
— И без рубахи пригож будешь, — смеясь, сказал молодой Илья, тонкокостый, тонколицый отрок, засовывая за скуфью попову рубаху. — Попляши малость, согреешься!
— Мне плясать не по чину, да и бык завсегда с телком управится… — И Никифор под хохот причетников навалился на Илью, поверг его наземь, подмял, подергал за волосы, добыл рубаху и, придерживая отрока ногой, стал не спеша одеваться.
Но вот пропела труба, и снова пошел посольский поезд наворачивать версты.
Опять замелькали мимо вспаханные поля, деревеньки, рощи. К обочине дороги выходили персидские мужики, бабы, высыпала детвора. Людям уже и скучно стало глядеть по сторонам: глаз притерпелся к чужому краю. К тому же невыносимо томил жар. Иные, покачиваясь в седле, думали свою думу, иные подремывали, не смежая век, не сгибая стана: и во сне надлежало блюсти себя под чужим, приметливым глазом.
И все же случилось, один не соблюл себя. Сначала вывернулся из крепкой руки его длинный бердыш, а затем и сам всадник, круто качнувшись в седле, грохнулся оземь и застыл в красном своем кафтане на серой, покрытой пылью дороге. Поезд разом остановился, заржали кони, вздыбленные натянутым до отказа поводом, по рядам пробежал тревожный шепот.
— Никак Жижин Васятка? — Великий посол привстал в стременах и с тревогой посмотрел в голову поезда. — Верно, соснул, анафема!
— Он и есть, Васятка, десятник стрелецкий… — тихо сказал подьячий. — Только вряд ли соснул, не таковской…
— «Не таковской»… Вот придем в Лангеруд, прикажу отхлестать батожьем пса нерадивого! — И великий посол, повернув коня, поскакал вдоль дороги к голове поезда. Вслед за ним двинулись толмач, подьячий и михмандр.
Васятка Жижин как упал с коня, так и остался лежать, уткнув лицо в дорожную пыль.
— Васятка! — грозно крикнул великий посол. — Ты чего?
Маленький, сухонький подьячий, проворно соскочив на землю, отвалил тяжелую голову Васятки. Глаза Васятки были широко открыты, лицо желто, под глазами темнели синие круги.
— Помер Васятка… — Не вставая с колен, подьячий достал из широченного кармана глиняную флягу с водицей и ладонью омыл запыленное мертвое лицо. — С чего бы только?
15
— Да… с чего бы только? — озабоченно повторил великий посол и внимательно оглядел ряды посольских людей. — Тимошка! — окликнул он стрельца, скакавшего в походе рядом с покойным десятником. — Не замечал ли чего за Васяткой? Может, жаловался или что?
Тимошка молчал, свесив голову, грудь его тяжко и надсадно дышала.
— Слышь, Тимошка! Да езжай ты сюда! Сюда, сюда вот! Башку-то вздень, гляди на меня! Ничего, говорю, не замечал за Васяткой?
— Как не приметить… жалобился… выламывало его, а потом уж и вовсе сник…
— Чего ж он смолчал?
— Государево дело, говорил, сполнять надобно… Ой батюшки-светы!.. — И Тимошка, опустив бердыш, скользнувший на землю, как-то странно выгнулся телом и вылетел бы из седла, если бы дьяк не схватил его за пояс и не удержал на месте.
Молодая сельская учительница Анна Васильевна, возмущенная постоянными опозданиями ученика, решила поговорить с его родителями. Вместе с мальчиком она пошла самой короткой дорогой, через лес, да задержалась около зимнего дуба…Для среднего школьного возраста.
В сборник вошли последние произведения выдающегося русского писателя Юрия Нагибина: повести «Тьма в конце туннеля» и «Моя золотая теща», роман «Дафнис и Хлоя эпохи культа личности, волюнтаризма и застоя».Обе повести автор увидел изданными при жизни назадолго до внезапной кончины. Рукопись романа появилась в Независимом издательстве ПИК через несколько дней после того, как Нагибина не стало.*… «„Моя золотая тёща“ — пожалуй, лучшее из написанного Нагибиным». — А. Рекемчук.
В настоящее издание помимо основного Корпуса «Дневника» вошли воспоминания о Галиче и очерк о Мандельштаме, неразрывно связанные с «Дневником», а также дается указатель имен, помогающий яснее представить круг знакомств и интересов Нагибина.Чтобы увидеть дневник опубликованным при жизни, Юрий Маркович снабдил его авторским предисловием, объясняющим это смелое намерение. В данном издании помещено эссе Юрия Кувалдина «Нагибин», в котором также излагаются некоторые сведения о появлении «Дневника» на свет и о самом Ю.
Дошкольник Вася увидел в зоомагазине двух черепашек и захотел их получить. Мать отказалась держать в доме сразу трех черепах, и Вася решил сбыть с рук старую Машку, чтобы купить приглянувшихся…Для среднего школьного возраста.
Семья Скворцовых давно собиралась посетить Богояр — красивый неброскими северными пейзажами остров. Ни мужу, ни жене не думалось, что в мирной глуши Богояра их настигнет и оглушит эхо несбывшегося…
Довоенная Москва Юрия Нагибина (1920–1994) — по преимуществу радостный город, особенно по контрасту с последующими военными годами, но, не противореча себе, писатель вкладывает в уста своего персонажа утверждение, что юность — «самая мучительная пора жизни человека». Подобно своему любимому Марселю Прусту, Нагибин занят поиском утраченного времени, несбывшихся любовей, несложившихся отношений, бесследно сгинувших друзей.В книгу вошли циклы рассказов «Чистые пруды» и «Чужое сердце».
Владимир Войнович начал свою литературную деятельность как поэт. В содружестве с разными композиторами он написал много песен. Среди них — широко известные «Комсомольцы двадцатого года» и «Я верю, друзья…», ставшая гимном советских космонавтов. В 1961 году писатель опубликовал первую повесть — «Мы здесь живем». Затем вышли повести «Хочу быть честным» и «Два товарища». Пьесы, написанные по этим повестям, поставлены многими театрами страны. «Степень доверия» — первая историческая повесть Войновича.
«Преследовать безостановочно одну и ту же цель – в этом тайна успеха. А что такое успех? Мне кажется, он не в аплодисментах толпы, а скорее в том удовлетворении, которое получаешь от приближения к совершенству. Когда-то я думала, что успех – это счастье. Я ошибалась. Счастье – мотылек, который чарует на миг и улетает». Невероятная история величайшей балерины Анны Павловой в новом романе от автора бестселлеров «Княгиня Ольга» и «Последняя любовь Екатерины Великой»! С тех самых пор, как маленькая Анна затаив дыхание впервые смотрела «Спящую красавицу», увлечение театром стало для будущей величайшей балерины смыслом жизни, началом восхождения на вершину мировой славы.
Главные герои романа – К. Маркс и Ф. Энгельс – появляются перед читателем в напряженные дни революции 1848 – 1849 годов. Мы видим великих революционеров на всем протяжении их жизни: за письменным столом и на баррикадах, в редакционных кабинетах, в беседах с друзьями и в идейных спорах с противниками, в заботах о текущем дне и в размышлениях о будущем человечества – и всегда они остаются людьми большой души, глубокого ума, ярких, своеобразных характеров, людьми мысли, принципа, чести.Публикации автора о Марксе и Энгельсе: – отдельные рассказы в периодической печати (с 1959); – «Ничего, кроме всей жизни» (1971, 1975); – «Его назовут генералом» (1978); – «Эоловы арфы» (1982, 1983, 1986); – «Я все еще влюблен» (1987).
«Редко где найдется столько мрачных, резких и странных влияний на душу человека, как в Петербурге… Здесь и на улицах как в комнатах без форточек». Ф. М. Достоевский «Преступление и наказание» «… Петербург, не знаю почему, для меня всегда казался какою-то тайною. Еще с детства, почти затерянный, заброшенный в Петербург, я как-то все боялся его». Ф. М. Достоевский «Петербургские сновидения»Строительство Северной столицы началось на местах многочисленных языческих капищ и колдовских шведских местах. Именно это и послужило причиной того, что город стали считать проклятым. Плохой славой пользуется и Михайловский замок, где заговорщики убили Павла I.
Когда-то своим актерским талантом и красотой Вивьен покорила Голливуд. В лице очаровательного Джио Моретти она обрела любовь, после чего пара переехала в старинное родовое поместье. Сказка, о которой мечтает каждая женщина, стала явью. Но те дни канули в прошлое, блеск славы потускнел, а пламя любви угасло… Страшное событие, произошедшее в замке, разрушило счастье Вивьен. Теперь она живет в одиночестве в старинном особняке Барбароссы, храня его секреты. Но в жизни героини появляется молодая горничная Люси.
Генезис «интеллигентской» русофобии Б. Садовской попытался раскрыть в обращенной к эпохе императора Николая I повести «Кровавая звезда», масштабной по содержанию и поставленным вопросам. Повесть эту можно воспринимать в качестве своеобразного пролога к «Шестому часу»; впрочем, она, может быть, и написана как раз с этой целью. Кровавая звезда здесь — «темно-красный пятиугольник» (который после 1917 года большевики сделают своей государственной эмблемой), символ масонских кругов, по сути своей — такова концепция автора — антирусских, антиправославных, антимонархических. В «Кровавой звезде» рассказывается, как идеологам русофобии (иностранцам! — такой акцент важен для автора) удалось вовлечь в свои сети цесаревича Александра, будущего императора-освободителя Александра II.