Великое посольство - [16]

Шрифт
Интервал

По указанию дьяка двое стрельцов сняли Тимошку с коня и уложили на кошму в стороне от дороги, на зеленой траве.

Сперва он бился в их руках, потом затих, словно немочь отпустила его, и лицо медленно покрылось тем же цветом куриной слепоты.

— Ай полегчало? — спросил один из стрельцов.

Тимошка не ответил, только тяжко, со свистом, вздохнул и чуть заметно повел головой.

По ту сторону дороги челядинцы стали копать могилу, чтобы навек схоронить тело Васятки, сына Жижина, стрелецкого десятника.

Никифор махал кадилом над мертвым телом, причетники пели положенные молитвы, и в их грубые, сильные голоса вплетался тонкий девичий голос послушника Ильи; плотники быстро ладили из нетесаных досок гроб.

Отстояв несколько молитв, великий посол неприметно поманил к себе толмача Свиридова и отошел с ним к михмандру. Тот, пригорюнившись, стоял у своего коня.

— Ну чего тебе, сказывай! — сердито спросил дьяк. — Зачем звал?

— Говорю тебе, — словно бы проснувшись ото сна, начал михмандр, — то огненная немочь, болотная горячка! Мне ли того не знать? Этот мор навел на людей туман, тогда, на ночном привале. А потом они искупались в холодной реке, и немочь распустилась в их теле, как ядовитый цветок! Твои люди умрут от огненной немочи, а мне держать за них ответ пред шахиншахом, солнцем вселенной. А шах и без того гневен на моего господина! И не сносить мне бедной моей головы! Ах, зачем ты не послушал меня…

Великий посол важно положил руку на плечо михмандра.

— Не страшись шах-Аббасова гнева, пристав, — сказал он. — Я скажу шахиншаху, что твоей вины нет в смерти моего человека.

— О, смерть не пощадит и других твоих людей!

— … в смерти нескольких моих людей, если господь то допустит. Но за что же гневен шахиншах на твоего господина?

Михмандр зло насупился и отступил на шаг:

— А зачем тебе знать об этом, царский посланец?

— Разве ж я неволю тебя? Не желаешь говорить — и не надобно. — Дьяк повернулся к михмандру спиной и пошел прочь.

Афанасий, переведя слова дьяка, поспешил за ним.

Но михмандр обогнал их и загородил путь:

— Поклянись, царский посланец, что не употребишь во зло…

— Что тебе в моей клятве? — равнодушно сказал дьяк. — Ты в аллаховой вере крещен, а я в православной, христианской. Да и стоит ли такая безделица клятвы? Я-то в простоте думал, что долг платежом красен…

Михмандр помедлил, затем доверительно склонился к толмачу и тихо сказал:

— Шахиншах, солнце вселенной… хотел похитить любимую жену из сераля моего господина…

Дьяк сердито посмотрел на михмандра.

— Скажи ему, Афанасий, не по еловы шишки ехал я за море, а по делам государским!

— Как знаешь… как знаешь… — смущенно забормотал михмандр. — А только клянусь аллахом… — Он помолчал, опустив глаза. — Ладно, я скажу тебе правду, всю правду скажу. Шахиншах прослышал, будто господин мой… замыслил отложиться от персидской державы, заключить союз с турецким султаном…

— Ну, далее, далее…

— Клянусь аллахом, я сказал тебе все, царский посланец!

— Ой ли? — Великий посол покачал головой и погрозил михмандру пальцем. — А сколь верен сей слух, достигший ушей шах-Аббасова величества?

— Это другие ханы из зависти оговорили пред шахиншахом моего господина!

— Что ж, — усмехнулся великий посол, — хвала тебе, если тебе хан дороже твоей головы. Раз так — пусть он и защищает верного своего холопа. А меня, будь добр, от этого уволь! И без тебя не оберешься хлопот…

— Но ты же обещал, царский посланец!

— Да и ты, помнится, обещал всю правду сказать, а заместо правды слушок пересказал. Слухом-то земля полнится…

— Чего же ты хочешь от меня? Я последний раб у моего хана, я сказал тебе все, что слышали мои уши!

— Сам должен знать, чего хочу. А коли ты последний раб у хана своего, так тебе и в ответе за хановы козни не быть. А уж за моих людей на тебе, на приставе, весь ответ! Вот и рассуди свою выгоду.

— Выгоду… — горько пробормотал михмандр и поник головой. — Направо смерть, и налево смерть…

— Твое дело, выбирай.

— А если не умрут твои люди, если обойдет их огненная немочь? Ведь и такое бывает…

— Дай-то господь!

— Дай-то аллах! Нет, я пока ничего не скажу тебе более, царский посланец. Ступай и хорони своего мертвого!

16

Васятку Жижина по чину отпели, поставили могильный крест, переломив надвое молодое придорожное деревцо, да и отправились дальше к городу Лангеруду, за которым кончалось ханство Гилянское. Тимошку великий посол хотел было оставить на постое в одной из деревень. Но Тимошка, как ни слаб был, отказался; его подняли в седло, за спиной его сел челядинец и поддерживал болящего за плечи.

В десяти верстах от того места, где умер Васятка, челядинец, придерживающий Тимошку, склонился к своему соседу и тихо сказал:

— Похоже, кончился Тимошка, сквозь кафтан холод проступает. Оповести десятника…

Когда весть о смерти Тимошки по рядам добежала до нового десятника, Кузьмы Изотова, тот, не спросясь великого посла, приказал:

— Пусть до поры придерживает Тимошку-то…

И поскакал мертвый Тимошка по персидской земле на город Лангеруд.

А огненная немочь стала уже подбираться и к другим посольским людям. У одних еще только начинало ломить тело, бросало то в холод, то в жар, а у других уже лицо покрылось страшной, предсмертной желтизной.


Еще от автора Юрий Маркович Нагибин
Зимний дуб

Молодая сельская учительница Анна Васильевна, возмущенная постоянными опозданиями ученика, решила поговорить с его родителями. Вместе с мальчиком она пошла самой короткой дорогой, через лес, да задержалась около зимнего дуба…Для среднего школьного возраста.


Моя золотая теща

В сборник вошли последние произведения выдающегося русского писателя Юрия Нагибина: повести «Тьма в конце туннеля» и «Моя золотая теща», роман «Дафнис и Хлоя эпохи культа личности, волюнтаризма и застоя».Обе повести автор увидел изданными при жизни назадолго до внезапной кончины. Рукопись романа появилась в Независимом издательстве ПИК через несколько дней после того, как Нагибина не стало.*… «„Моя золотая тёща“ — пожалуй, лучшее из написанного Нагибиным». — А. Рекемчук.


Дневник

В настоящее издание помимо основного Корпуса «Дневника» вошли воспоминания о Галиче и очерк о Мандельштаме, неразрывно связанные с «Дневником», а также дается указатель имен, помогающий яснее представить круг знакомств и интересов Нагибина.Чтобы увидеть дневник опубликованным при жизни, Юрий Маркович снабдил его авторским предисловием, объясняющим это смелое намерение. В данном издании помещено эссе Юрия Кувалдина «Нагибин», в котором также излагаются некоторые сведения о появлении «Дневника» на свет и о самом Ю.


Старая черепаха

Дошкольник Вася увидел в зоомагазине двух черепашек и захотел их получить. Мать отказалась держать в доме сразу трех черепах, и Вася решил сбыть с рук старую Машку, чтобы купить приглянувшихся…Для среднего школьного возраста.


Терпение

Семья Скворцовых давно собиралась посетить Богояр — красивый неброскими северными пейзажами остров. Ни мужу, ни жене не думалось, что в мирной глуши Богояра их настигнет и оглушит эхо несбывшегося…


Чистые пруды

Довоенная Москва Юрия Нагибина (1920–1994) — по преимуществу радостный город, особенно по контрасту с последующими военными годами, но, не противореча себе, писатель вкладывает в уста своего персонажа утверждение, что юность — «самая мучительная пора жизни человека». Подобно своему любимому Марселю Прусту, Нагибин занят поиском утраченного времени, несбывшихся любовей, несложившихся отношений, бесследно сгинувших друзей.В книгу вошли циклы рассказов «Чистые пруды» и «Чужое сердце».


Рекомендуем почитать
Парижские могикане. Часть 1,2

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Реквием

Привет тебе, любитель чтения. Не советуем тебе открывать «Реквием» утром перед выходом на работу, можешь существенно опоздать. Кто способен читать между строк, может уловить, что важное в своем непосредственном проявлении становится собственной противоположностью. Очевидно-то, что актуальность не теряется с годами, и на такой доброй морали строится мир и в наши дни, и в былые времена, и в будущих эпохах и цивилизациях. Легкий и утонченный юмор подается в умеренных дозах, позволяя немного передохнуть и расслабиться от основного потока информации.


Его любовь

Украинский прозаик Владимир Дарда — автор нескольких книг. «Его любовь» — первая книга писателя, выходящая в переводе на русский язык. В нее вошли повести «Глубины сердца», «Грустные метаморфозы», «Теща» — о наших современниках, о судьбах молодой семьи; «Возвращение» — о мужестве советских людей, попавших в фашистский концлагерь; «Его любовь» — о великом Кобзаре Тарасе Григорьевиче Шевченко.


Кардинал Ришелье и становление Франции

Подробная и вместе с тем увлекательная книга посвящена знаменитому кардиналу Ришелье, религиозному и политическому деятелю, фактическому главе Франции в период правления короля Людовика XIII. Наделенный железной волей и холодным острым умом, Ришелье сначала завоевал доверие королевы-матери Марии Медичи, затем в 1622 году стал кардиналом, а к 1624 году — первым министром короля Людовика XIII. Все свои усилия он направил на воспитание единой французской нации и на стяжание власти и богатства для себя самого. Энтони Леви — ведущий специалист в области французской литературы и культуры и редактор авторитетного двухтомного издания «Guide to French Literature», а также множества научных книг и статей.


Ганнибал-Победитель

Роман шведских писателей Гуннель и Ларса Алин посвящён выдающемуся полководцу античности Ганнибалу. Рассказ ведётся от лица летописца-поэта, сопровождавшего Ганнибала в его походе из Испании в Италию через Пиренеи в 218 г. н. э. во время Второй Пунической войны. И хотя хронологически действие ограничено рамками этого периода войны, в романе говорится и о многих других событиях тех лет.


Я, Минос, царь Крита

Каким был легендарный властитель Крита, мудрый законодатель, строитель городов и кораблей, силу которого признавала вся Эллада? Об этом в своём романе «Я, Минос, царь Крита» размышляет современный немецкий писатель Ганс Эйнсле.