Великий поворот. Как Америка отказалась от свободных рынков - [110]

Я был удивлен масштабами и хитросплетениями финансирования политических и лоббистских кампаний в США. Хотя такое финансирование осуществляется открыто, его трудно отследить. Оно спрятано у всех на виду, сопровождаясь шумом, который необходим для правдоподобного отрицания. Институты и группы интересов создают динамичную экосистему. Институты формируют игры, в которые играют лоббисты, и сами находятся под влиянием политических решений. В чрезмерно сложных институтах часто заложена экономическая неэффективность, которая постоянно поддерживается лоббированием. В качестве примера можно привести систему здравоохранения. Как пациент и особенно как родитель маленьких детей, я, естественно, замечал сложности, издержки и вопиющую неэффективность этой системы. Но я не до конца понимал масштаб проблемы, пока не начал исследовать данные.

Я был удивлен тем, что узнал об интернет-гигантах. Как и (почти) все, я пользуюсь редактором Word для создания документов, у меня есть приятные воспоминания о моем первом MacBook, я помню, как впервые увидел продуманный дизайн домашней страницы Google, я заказываю на Amazon и общаюсь с друзьями и семьей при помощи Facebook, Instagram и WhatsApp. Исследование этих фирм помогло мне яснее понять, насколько они исключительны, а насколько нет. Это, безусловно, замечательные компании, но их воздействие на экономику далеко не так велико, как мы могли бы подумать. По крайней мере, пока. Я очень надеюсь, что они смогут воплотить свою изобретательность в вещи, которые имеют большее значение, чем твиты, таргетированная реклама и милые фотографии. Но я также убежден, что они слишком укрепились на своих рынках и нуждаются в более сильной конкуренции.

Наконец, я был удивлен разрывом между экономическими исследованиями и политикой. Экономисты любят жаловаться, что если бы только политики прислушивались к ним, экономическая политика была бы более эффективной. В этой мысли есть доля правды, но, на мой вкус, она слишком эгоцентрична. Прежде всего, как скажет вам любой экономист, имеющий некоторый опыт в области политики, экономический советник тратит большую часть своего времени, критикуя явно плохие идеи, и редко получает возможность отстаивать хорошие. Более того, есть достаточно веские доказательства того, что экономистам не удается давать своевременных рекомендаций. Очевидным примером является финансовый кризис 2008 года, когда большинство специалистов в области финансов не смогли понять существующие риски, пока не стало слишком поздно. На большинстве научных конференций в 2000-е годы преобладало мнение о том, что финансовая отрасль является движущей силой инноваций и экономического роста, и лишь немногие экономисты подвергали это сомнению. Противостояние общепринятому мнению стимулирует, но сопровождается риском. В начале 2008 года я написал статью об измерении эффективности финансов и, к своему большому удивлению, обнаружил, что на самом деле финансы не стали более эффективными. Мы обсуждали эту идею в главе 11. Это, вероятно, одна из моих самых известных работ, но потребовалось семь лет – и много отказов, – чтобы ее опубликовать (Philippon, 2015).

Экономисты также не смогли изучить и понять рост концентрации во многих отраслях, когда он начинался. Разумеется, сегодня существует богатая литература о прибыли, конкуренции и концентрации. Но, за некоторыми исключениями, которые я выделил в этой книге, ни один ученый не стал провидцем и не бросил вызов существующему положению вещей, когда такое мнение было спорным, а значит, могло принести пользу.

Те же проблемы возникают и в других областях экономической науки. Хорошим примером является торговая политика. Я рекомендую всем послушать замечательный выпуск подкаста Trade Talks, в котором участвует Пол Кругман[95]. Кругман объясняет, что теоретические модели обычно отстают от развития мировой торговли. До 1980-х годов большая часть международной торговли велась между богатыми странами и предполагала покупку и продажу продукции одних и тех же отраслей. Стандартные модели не могли этого объяснить и предсказывали торговлю различными товарами между странами с различными сравнительными преимуществами. Новые модели торговли, основанные на специализации и отдаче от масштаба, были разработаны для учета торговли между богатыми странами… как раз тогда, когда начался рост торговли с бедными странами, что хорошо объясняется более старыми моделями сравнительных преимуществ. Когда в 1990-х годах стали выступать вперед проблемы неравенства в результате международной торговли, теоретические модели не предсказывали значительных последствий, экономисты утверждали, что беспокоиться не о чем… как раз тогда, когда Китай вступил во Всемирную торговую организацию, что оказало значительное влияние на занятость и заработную плату в развитых странах. В настоящее время китайский шок остался позади и у нас меньше поводов для беспокойства о неравенстве, но общественность считает иначе.

Все это дает нам урок смирения. Экономисты потеряли доверие общества не только из-за вводящего в заблуждение популизма. Это также связано с тем, что нам часто не удается бросить вызов научному консенсусу и своевременно дать рекомендации.