Великий поворот. Как Америка отказалась от свободных рынков - [109]

Заключение

Если мы хотим, чтобы все осталось по-старому, нужно все поменять.

Джузеппе Томази ди Лампедуза

«Если мы хотим, чтобы все осталось по-старому, нужно все поменять», – объясняет Танкреди, племянник князя Фабрицио ди Салина, герой романа Джузеппе ди Лампедуза «Гепард», когда войска генерала Гарибальди проносились по Сицилии[94]. Это относится и к свободным рынкам. Большинство наших проблем не новы, но для того, чтобы рынки оставались свободными, мы должны постоянно адаптироваться.

Я потратил сотни часов на свои исследования и написание этой книги. Возможно, вы потратили несколько часов, читая его, или, как я обычно делаю сам, перескакивая с рисунков на таблицы и читая текст только тогда, когда данные выглядят интересными.

После стольких трудов мы, как минимум, должны были чему-нибудь научиться. Иными словами, мы должны были изменить свое представление о некоторых вещах. И у нас должно было возникнуть несколько идей о том, как улучшить нынешнее положение дел.

Я не буду приводить длинный список политических рекомендаций. Вместо этого я расскажу вам о том, что я узнал, что меня удивило и что я понял.

Что меня удивило

Я был удивлен тем, насколько хрупки свободные рынки на самом деле. Мы принимаем их как должное, но история показывает, что они скорее представляют исключение, чем правило. Свободные рынки должны дисциплинировать частные компании, но сегодня многие частные компании приобрели такое доминирующее положение, что им могут сойти с рук плохое обслуживание, высокие цены и недостаточные гарантии конфиденциальности. Всего два десятилетия назад Соединенные Штаты фактически были страной свободных рынков и лидером в области дерегулирования и антимонопольной политики. Если Америка хочет вернуть свое лидерство в этой области, она должна обратиться к своей собственной истории и заново усвоить те уроки, которые она успешно преподала остальному миру.

Действительно, чрезмерная концентрация вредит отдельным потребителям, но ее воздействие распространяется шире. Бывший министр обороны США Роберт Гейтс рассказывает в своей книге «Долг. Военные мемуары министра» (Gates, 2014), что поощрение конкуренции среди оборонных подрядчиков представляло реальную проблему. В 2015 году начальник отдела закупок Пентагона Фрэнк Кендалл объяснил, что «можно представить себе будущее, в котором у министерства будет не более двух или трех очень крупных поставщиков для всех приобретаемых нами основных систем вооружения… Для министерства подобное развитие событий нельзя считать позитивным, что должна понимать американская общественность». Родриго Каррил и Марк Дагган (Carril and Duggan, 2018) изучили слияния оборонных подрядчиков, чтобы выяснить, как структура рынка влияет на конкуренцию и затраты. Они обнаружили, что концентрация рынка в оборонной промышленности возросла за последние три десятилетия, что привело к снижению состязательности торгов и увеличению числа контрактов, которые требуют, чтобы федеральное правительство оплачивало подрядчику все понесенные расходы плюс прибыль.

Я был удивлен убедительностью доказательств в пользу конкуренции. Мы всегда знали, что конкуренция снижает цены и повышает реальную заработную плату и уровень жизни. Но эмпирические свидетельства также показывают, что конкуренция полезна для инвестиций, а также позволяют сделать вывод о том, что она способствует инновациям и росту производительности. Вместе с тем экономическая теория предполагает возможность существования чрезмерной конкуренции. Можно ожидать обнаружения таких рынков, по крайней мере, в некоторых отраслях и в некоторые периоды времени, где конкуренция оказывает отрицательное воздействие на инновации. Но у нас практически нет таких свидетельств. Почему? Это история о собаке, которая не залаяла. Я читал и обсуждал множество работ, показывающих, что конкуренция полезна для экономического роста (Buccirossi et al., 2013). Но я не видел ни одной статьи, в которой убедительно показывалось бы, что защита действующих участников рынка при помощи патентов, барьеров входа или любой другой стратегии приводит к повышению производительности. Весьма маловероятно, что если бы существовали данные, подтверждающие этот эффект, он не был бы обнаружен ни одним исследователем. Собака не залаяла, это ключевая улика. Но почему так трудно найти хотя бы отдельный пример? Я думаю, что ответ на самом деле довольно прост. Стандартная теория не полна, поскольку она игнорирует политические стимулы компаний, которые лоббируют ослабление конкуренции и воздвигают барьеры входа. Они часто преуспевают по неправильным причинам, и именно поэтому свободные рынки хрупки. Но в тех редких случаях, когда их аргументы обоснованны, их успех почти гарантирован. В результате эмпирическое распределение отраслей смещено в сторону недостаточной конкуренции, и мы почти никогда не наблюдаем отрасль на неправильной стороне кривой инноваций / конкуренции.

Я был удивлен силой и устойчивостью институтов, выходящих за пределы их первоначального замысла. Это привлекло мое внимание при сравнении Европы и США. Прожив почти одинаковое количество времени по обе стороны Атлантики, я могу сказать, что Европа сталкивается с серьезными проблемами, вероятно, более глубокими и опасными, чем те, с которыми сталкиваются США. Кроме того, за последние тридцать лет европейские страны обычно не находились в авангарде эффективной и инновационной экономической политики. Тем не менее политика ЕС в области конкуренции стала сильнее, чем политика США, и граждане ЕС от этого выиграли. Истоки этого можно проследить до разработки Единого рынка, института, в значительной степени вдохновленного лучшими умами своего времени. Здесь есть ирония. Причина, по которой потребители ЕС сегодня находятся в лучшем положении, чем американские потребители, заключается в том, что Европа приняла американские правила игры, от которых сами США отказались.