Великий - [6]

Украсишь дом парчовой бахромою, -

Последний дом, что дан тебе судьбою, -

Сглотнет твое дыхание метель,

И Вечность двери за тобой закроет.

Верно, его торопило Провидение, - безжалостное и беспощадное! - даже на эпитафию отпустившее ему всего лишь несколько жалких минут. Шедевра не получилось! Кстати, Гошиного тела так и не нашли - лишь рыбацкий ящик у полыньи… Но, быть может, он вырвал не тот листок из блокнота? И его завершающий шедевр хищно "сглотнула метель"? Думаю, все-таки этого не было. Как не было звездной судьбы! И что это за парчовая бахрома в последнем доме? Fata Morgana![14] Его "последний дом" - шипение раскаленной материи в выстуженной воде…

Привет с заснеженных вершин!

И.С.

* * *

От: [email protected]

Дата: 15 ноября

Кому: [email protected]

Тема: Avec l'espoir et la foi

Все еще осень… Но как будто уж и не она, а кто-то иной вместо нее под заунывную песнь завершает убогое сиротское раздевание: авось что-то подадут из жалости; а она, настоящая - лишь смутно отражается в замерзшем зеркале: ушла бы, да "глупые мнения света" не дают. "Было! Было!" Шепчу, вытираю слезы, но все-таки надеюсь дыханием отогреть лед на стекле и увидеть то самое настоящее, которого ищу всю жизнь…

Здравствуйте, Иван Сергеевич!

Кажется, я сплела паутинку, в которую с головой угодила сама. Мои эпистолы к Вам, Великому Читающему Немому, стали моей "неосознанной потребностью", стихийной реализацией "права свободы", подобно "права на вену" у иглы наркомана. Впрочем, стоит Вам однажды разрешить эпистолярную альтернативу в пользу "нет", и я, обещаю, что лишу себя этого "права свободы". Представляю, как буду глядеть на эти бесконечные осенние строки с a vol d’oiseau[15]. Но пока Вы выбираете "да", я не могу отказать себе в удовольствии этого странного общения. Моя главная новость:

Михаил Терентьевич сделал мне предложение!

Нет, он, конечно же, делал это и прежде, делал тысячи раз: когда приглашал меня пить чай, рассказывал, как подвернул ногу, пытаясь догнать автобус, чинил замок в моей двери; когда смотрел на меня украдкой, разбивая яйца в скворчащее сковородное чрево… Я читала это в каждым его вздохе, в каждом повороте головы, в скрипе половиц под его ногами, в его ночном кашле, наконец. И всегда у меня был один и тот же ответ... Я уговаривала себя перемениться к нему. "Неужели тебя не прельщают мирный очаг и домашний уют? Неужели тихое семейное счастье не дороже тебе какой-то там выдуманной звезды? Он будет любить тебя до конца жизни!" Согласиться с этим было легко, но сказать "да" - невозможно…

О, Михаил Терентьевич совершил ради меня подвиг. (По крайней мере, я расцениваю это именно так). Недавно он поколотил хама Алексея Привалова (нашего сантехника, помните?). Каюсь - это я рассказала ему (Михаилу Терентьевичу) о давно уже претерпеваемых мной оскорблениях. (О, это еще мягко сказано! Представьте, с чем имеет дело в рабочие будни сантехник? Так вот, со мной он обращался именно, как с "этим".) Дальше все было как в водевиле. "Почему вы до сих пор молчали?", - вскричал Михаил Терентьевич и выбежал во двор. Отыскал в каком-то закутке полупьяного Привалова, вытащил на свет Божий и публично надавал кулаком по лицу, приговаривая, чтоб впредь тот обходил меня за версту. Говорят, что Привалов поклялся меня убить. Ну да Бог с ним…

Так вот этот голос, этот внутренний "тайный советник", - он нашептывал мне быть благосклонной к моему "ночному кошмару". Но чей это голос? Мой ли? Нет, я не узнавала его. Я садилась к компьютеру и стучала по клавишам. Для чего? Сейчас и об этом…

Знаю, что в это мгновение упаду в Ваших глазах, рухну в бездну, из которой, впрочем, прилетела моя звезда… Но у меня, кажется, нет иного выхода. Итак, я написала повесть и хочу доверить ее Вам. "Ну вот, - печально вздохнете Вы, - вот оно то, ради чего готовился этот ужин на двоих. После вальса при свечах подано главное блюдо, которое я не заказывал и не имею желания есть". Поверьте, я и не смею настаивать! Хотя, буду безмерно рада, если Вы согласитесь попробовать, пусть на один зубок. Надежда на это - и есть подтверждение моего права на жизнь. Цитирую Вас не подхалимства ради, но следуя своим убеждениям. Повесть называется "Осень бесконечная". О чем я писала? О себе, конечно, о себе, растворенной в бездне жизни, пытающейся заполнить эту бездну, связать и объяснить, сделать хотя бы чуть-чуть более целым то, что по недомыслию когда-то разбила. Истрачено столько слов… Но я объясню, почему я стала писать. Попробую объяснить. Просто мне вдруг показалось, что происходит какая-то ошибка. Люди, получившие от Творца талант художника, начинают красить заборы. Покрывают их причудливыми, совершенно небывалыми орнаментами, волшебными иероглифами, необычной формы фигурами… Красиво, многозначительно, умно, понятно далеко не всем и от того загадочно и притягательно. Но на заборе и малярной кистью… Современное творчество… Что оно для меня? Лабиринт Минотавра, быть может… Нет, скорее большой равнодушный дом, холодный пустынный замок, с вечным полумраком внутри. Бесконечные коридоры с неясными тенями, мозаичные окна со странными мертвыми узорами, залы с огромными, засыпанными остывшим пеплом каминами, портреты чьих-то забытых предков с растерянными от беспамятства лицами и бесстыдно обнаженными телами, а некоторые совсем без лиц - просто ничьи портреты; пытающиеся нашептать о скрытых за них загадках двери, но ведущие часто в никуда, в глухую кирпичную кладку; осколки стекла под ногами - это зеркала, они были когда-то зеркалами, но разбиты… Что делаю там я? Пытаюсь прочесть чьи-то застрявшие в паутине мысли? Но кому они нужны, если их былые обладатели разорвались в клочки, рассыпались мелкими осколками, подобно тем разбитым зеркалам? Зайдешь сюда и, как выйдешь, тут же забудешь, зачем приходил. Если, конечно, найдешь выход. А это не всегда и не со всеми… Так о чем же я мечтаю? Быть может о том, чтобы прошлое и будущее были вместе, а настоящее - как надежный узел между ними; морской - дядя Ваня умел вязать такие (Вы еще помните о нем?). И что б не эхо, не неясные тени, а живые голоса и родные лица, песни о своем и понятном. И не хохот из телевизора, а улыбка на счастливом лице того, до кого можно дотянуться рукой. Где эти лица и голоса?.. Но ведь стремление увидеть их, - надежда на то, что это случится, - и есть (еще раз повторю Вас) подтверждение нашего права на жизнь? Так? Как и всякое стремление получить невозможное…