Великий Годден - [24]

Она не ответила, рухнула на софу лицом вниз и спрятала руки в подушки. Американские горки опять покатились вниз. Цикличное движение набирало обороты.

Некоторое время спустя, обозревая побережье, я увидела Гомеза, лежащего в гнезде из полотенец и наблюдавшего за плавающими в море Малколмом, Китом и Мэтти. Мэл ленивым кролем плыл параллельно пляжу, Кит, поднимая фонтаны брызг, устремился на глубину, а Мэтти, не заходя далеко, ловила волны, прежде чем они разбивались о берег. Каждые несколько минут она смотрела на Мэла и Кита, хотя те не обращали на нее особого внимания. В конце концов она сдалась, перестала надеяться, что Кит подплывет к ней, рванула к нему на глубину и стала плавать с парнями.

Можно было сколько угодно делать вид, что Кит обожает ее, просто преследование – не его стиль ухаживания, но мне казалось, он рад общаться с ней, как был бы рад общаться с любым другим человеком на пляже, хотя по ночам все было совсем по-другому.

Я осмотрела весь берег, но Хьюго не увидела.

Солнце пригревало даже под конец дня, и когда Мэл и другие вернулись в дом и берег опустел, я подошла к воде, быстро огляделась, разделась и вошла в море. Когда плаваешь обнаженной днем, это мотивирует быстрее заходить в воду. Августовское солнце сияло на воде. Большие черные бакланы на песчаных отмелях, расправив крылья, сушили перья. Я погрузилась в воду с головой и задержала дыхание, а затем поплыла так, что на границе между морем и небом остались только мои глаза, а тело было под водой, и стала подобна высматривающему добычу крокодилу.

Вокруг никого не было. И жизнь обернулась покоем и свободой и ожиданием в неопределенном настоящем.

18

Если бы тем летом не планировалась свадьба, все сложилось бы иначе. Если бы Мэлу не предстоял «Гамлет», то опять же все вышло бы по-другому. И если бы у нас не жили Годдены, то лето оказалось бы точно таким же, как и в прошлые годы.

Было бы это лучше?

Меня озадачивало, что мы не получаем никаких вестей от Флоренс Годден.

– Она не пишет электронных писем, – сказал Кит. – Находит современные технологии ужасно дебильными. «Вот почему у меня есть ассистентка, дорогой».

– А она когда-нибудь звонит? А ватсапом пользуется? Эсэмэски шлет? Это же ничего не стоит. – Я рисовала черным карандашом артишок, великолепный четырехфутовый цветущий артишок. Кит читал пьесы Эдварда Олби.

– Моя мать? Только когда ей приходит это в голову, а такого не случается. Открытки раз-два в год. – Он искоса посмотрел на меня. – Ты же не жалеешь меня, верно? Это было бы очень мило с твоей стороны. Но не волнуйся, я по ней не скучаю.

– Никогда? – Я взяла уголь.

– С шести лет. Мне вообще трудно верить в то, что она моя мать. Она больше смахивает на дальнюю родственницу, сумасшедшую тетушку, которую видишь только на Рождество.

Я заштриховала толстый стебель вертикальными линиями.

– А Хьюго?

– Что Хьюго?

– Может, ему не хватает семьи.

Кит пожал плечами:

– Не знаю. Я вообще мало что знаю о своем брате.

– А тебе неинтересно узнать побольше?

– Не-а.

– А я бы сказала, что о тебе он кое-что знает.

Кит скорчил гримасу:

– Он считает, что кое-что знает обо всем на свете.

– Значит, мне стоит игнорировать его слова?

Киту до смерти хотелось спросить, а что же такое сказал мне Хьюго. Но он не спросил. Просто опять пожал плечами:

– Делай как знаешь.

– Думаю, я так и поступлю.

Кит оставался со мной еще несколько минут, просто чтобы показать, что не обиделся и не рассердился, а потом встал и ушел. Он не любил разговоров, в которых шла речь о его брате.

Что же могло так испортить их отношения? Они учились в разных школах. Не жили в одном доме (их отослали в школы-интернаты). Об отце никогда не говорилось, и это было подозрительно. И, разумеется, Флоренс любила Кита больше, чем Хьюго, что не способствовало родственной любви. См. «Король Лир». Закончив рисунок, я отправилась на поиски раскритикованного брата. И нашла его в маленьком домике, на софе, с закрытыми глазами и наушниками в ушах. Похлопала по плечу, подавив искушение заглянуть в его плей-лист – он был очень чувствителен к попыткам вторжения в его личное пространство, а мне не хотелось его злить.

Хьюго открыл один глаз и вытащил из уха наушник.

– Привет! – сказал он почти что приятным тоном.

– Хочешь что-нибудь поделать?

– Что, например?

– Ну не знаю. Может, теннис? – Я знала, что Кит играет – он привез с собой ракетку. Хьюго, наверное, тоже, разве не все калифорнийцы умеют играть в эту игру? – У меня это получается так себе, но я способна ударить по мячу.

– Ага, о’кей. Дашь мне ракетку?

Я кивнула, он сел и провел рукой по сбившимся на одну сторону, примятым волосам.

– Пойду только переобуюсь в кроссовки, – сказал он.

Он почти вприпрыжку побежал по лестнице в свою комнату и вернулся в белых кроссовках, не слишком подходивших для игры в теннис. У меня же были кроссовки на упругой гелевой подошве, прямо-таки профессиональные. Я вручила ему ракетку Мэла, очень хорошую, и он, проверив натяжение струн, стал крутить ее в руке.

Мы мало разговаривали по дороге на корт. Одним из достоинств, обнаруженных мной в Хьюго, была его способность молчать. И это удавалось ему гораздо лучше, чем всем, кого я знала, за исключением Гомеза.