Великий Годден - [21]
Ну что ж, старина Хьюго, не упусти своего шанса. Для начала будет достаточно и «Здравствуй!»
– Здравствуй! – сказал он свое коронное слово, блестяще начав разговор.
– Привет! – Ответа не последовало, и я сделала еще одну попытку:
– Что-то случилось?
– Твоя мама хочет, чтобы кто-нибудь нарвал к ужину фенхеля.
Кто угодно другой добавил бы: «Не хочешь мне помочь?» – но только не Хьюго, и я почувствовала несоразмерное случаю раздражение. Я молчала и ждала. Молчание, казалось, установилось на веки вечные.
– Не хочешь мне помочь? – наконец сподобился выговорить он.
– Конечно. – Я словно наградила собаку за то, что она выполнила команду «Сидеть!».
Хьюго вышел из дома, не удосужившись подождать меня, и я тяжело вздохнула. Мы пошли через низину, он впереди, на боку у него болталась холщовая сумка с ножницами. Прилив кончился, потому мы без труда нашли то, что требовалось, но мои древние шлепанцы вязли в грязи, и с каждым шагом их резиновые ремешки выдергивались из подошв. Наконец я сдалась и разулась.
Притянув к себе большую ветку фенхеля, я ждала, что Хьюго срежет ее.
– Отпусти! – разъярился он. – Нельзя вырывать растение с корнем!
Я знала это, но ножницы-то были у него.
– Ну так дай мне сумку, – миролюбиво попросила я.
Он с отвращением покачал головой, сел на корточки и начал аккуратно срезать стебли.
– Если вырвать растение с корнем, оно больше не вырастет.
– Фенхель растет здесь, сколько я себя помню. А что вообще о нем знаешь ты?
Он посмотрел на меня:
– Калифорния не на Луне. У нас тоже растут всякие растения.
– Извини, что недооценила тебя.
Хьюго фыркнул:
– Не в первый раз. – И мы опять принялись за дело.
Он молчал, то и дело подавая мне сумку, и я укладывала в нее стебли. Работа была нетрудной. Я нашла относительно сухое место и села. Какое-то время мы оба молчали.
– Ты в порядке? – спросил он, не глядя на меня.
Я моргнула. С какой стати он спрашивает об этом?
– А почему я могу быть не в порядке?
– По многим причинам.
– Например?
Он сел, надел ножницы на палец и начал крутить их. На меня он не смотрел, только на ножницы.
– Ну так почему?
– Нипочему. Просто будь осторожна.
Было ясно, что он говорит о Ките. Но я была осторожна. И в любом случае знала о Ките кое-что такое, чего у Хьюго не было возможности узнать. Я знала, как он ведет себя с Мэтти, что он относится к ней несерьезно. Это знали все.
И я знала также, как он смотрит на меня.
16
После того как Кит еще двое суток избегал Мэтти, он появился за завтраком с Гомезом и Мэлом, сел напротив нее и улыбнулся своей фирменной улыбкой. Мэтти дернулась, словно он ее ударил, и я поняла, что под ее ногами, словно кровь, растеклась холодная неуверенность.
Но Кит только начал.
Он медленно, как разминающийся гимнаст, шутил и обхаживал ее. То устанавливал зрительный контакт, то нарушал его, снова привлекал ее взгляд и удерживал, становился на минуту серьезен, смеялся, светился. Под столом тоже что-то происходило. Щеки Мэтти медленно приобрели свой обычный цвет, и она начала забывать о горе последних дней. Я видела, как она расслабляется и успокаивается, раз он снова принадлежит ей.
Что-то вроде этого.
Но в ее глазах оставалась тень сомнения. Я хорошо знала этот ее взгляд: Может, я все это выдумала? И он был ненавистен мне – так жалко она выглядела.
Никто из взрослых не замечал, что происходит, потому что Кит не хотел этого. В присутствии других людей он уделял Мэтти ровно столько внимания, сколько требовалось, чтобы его манипуляции оставались их маленьким секретом. И если эти три слова не вызывают у вас содрогания, значит, вы реагируете на них неправильно.
Они договорились, что после завтрака пойдут гулять, и Кит предложил поставить на берегу палатку Малколма, а Мэтти слушала его с готовностью спаниеля – ведь у них опять все было замечательно.
Мама присоединилась к нам, когда мы пили кофе, и, казалось, была довольна, что за столом царит теплая атмосфера. Они с папой полагали, будто Мэтти и Кит все еще узнают друг друга и ведут себя как влюбленные в старые добрые времена – может, иногда держатся за руки во время прогулок по берегу моря или разговаривают по ночам. На самом-то деле они заходили гораздо дальше, но только если Кит был в подходящем для того настроении. Или когда было так темно, что он мог закрыть глаза и представить, будто на месте Мэтти находится кто-то другой.
Вопрос заключался в том, а кто именно.
Пришел Хьюго и пристроился на конце противоположной скамьи, подобно животному, готовому в любой момент спастись бегством. Я попыталась поймать его взгляд, но он избегал этого, и мне захотелось швырнуть в него вилку. И почему только это волновало меня?
Наконец Мэл встал и сказал, что пойдет и купит газету и не хочет ли кто пойти с ним, но Мэтти и Кит даже не услышали его слов. Мэл провел рукой между ними, словно проверял, не ослепли ли они. Но они не обратили на это внимания.
Хьюго сказал:
– Я пойду, – и вышел из комнаты вслед за Мэлом. Мы впервые увидели, что он стремится к общению.
Я тоже встала, чтобы уйти, но меня остановил умоляющий взгляд папиных больших глаз – такие взгляды бывают только у детенышей панд.
«Все изменилось тем летом, когда я приехала в гости к своим английским кузенам. Отчасти так получилось из-за войны, война вообще многое изменила, но я почти не помню жизни до войны, так что в этой книге — моей книге — довоенная жизнь не в счет. Почти все изменилось из-за Эдмунда. Вот как это случилось» «Как я теперь живу» — ее дебютный роман, который сразу стал бестселлером, был переведен на несколько языков, удостоен множества премий, по нему сняли фильм. Это антиутопия, в которой смешиваются мир подростка, головокружительная любовь и война — жестокая, не всегда явная, но от этого не менее страшная.
Мозг Джонатана Трефойла, 22-летнего жителя Нью-Йорка, настойчиво твердит ему, что юность закончилась и давно пора взрослеть. Проблема в том, что он не имеет ни малейшего понятия, как это сделать. Тем более, что все составляющие «нормальной взрослой жизни» одна за другой начинают давать трещины: работа, квартира, отношения с девушкой. А тут ещё брат просит присмотреть за двумя его собаками на время его отъезда. В отчаянных попытках начать, наконец, соответствовать ожиданиям окружающих, Джонатан решает броситься в омут с головой – жениться в прямом эфире перед многомиллионной аудиторией.
Проснувшись рано утром Том Андерс осознал, что его жизнь – это всего-лишь иллюзия. Вокруг пустые, незнакомые лица, а грань между сном и реальностью окончательно размыта. Он пытается вспомнить самого себя, старается найти дорогу домой, но все сильнее проваливается в пучину безысходности и абсурда.
Творится мир, что-то двигается. «Тельце» – это мистический бытовой гиперреализм, возможность взглянуть на свою жизнь через извращенный болью и любопытством взгляд. Но разве не прекрасно было бы иногда увидеть молодых, сильных, да пусть даже и больных людей, которые сами берут судьбу в свои руки – и пусть дальше выйдет так, как они сделают. Содержит нецензурную брань.
Первая часть из серии "Упадальщики". Большое сюрреалистическое приключение главной героини подано в гротескной форме, однако не лишено подлинного драматизма. История начинается с трагического периода, когда Ромуальде пришлось распрощаться с собственными иллюзиями. В это же время она потеряла единственного дорогого ей человека. «За каждым чудом может скрываться чья-то любовь», – говорил её отец. Познавшей чудо Ромуальде предстояло найти любовь. Содержит нецензурную брань.
Книга – крик. Книга – пощёчина. Книга – камень, разбивающий розовые очки, ударяющий по больному месту: «Открой глаза и признай себя маленькой деталью механического города. Взгляни на тех, кто проживает во дне офисного сурка. Прочувствуй страх и сомнения, сковывающие крепкими цепями. Попробуй дать честный ответ самому себе: какую роль ты играешь в этом непробиваемом мире?» Содержит нецензурную брань.
К Пашке Стрельнову повадился за добычей волк, по всему видать — щенок его дворовой собаки-полуволчицы. Пришлось выходить на охоту за ним…
Автобиографическую эпопею мастера нон-фикшн Александра Гениса (“Обратный адрес”, “Камасутра книжника”, “Картинки с выставки”, “Гость”) продолжает том кулинарной прозы. Один из основателей этого жанра пишет о еде с той же страстью, юмором и любовью, что о странах, книгах и людях. “Конечно, русское застолье предпочитает то, что льется, но не ограничивается им. Невиданный репертуар закусок и неслыханный запас супов делает кухню России не беднее ее словесности. Беда в том, что обе плохо переводятся. Чаще всего у иностранцев получается «Княгиня Гришка» – так Ильф и Петров прозвали голливудские фильмы из русской истории” (Александр Генис).