Великий день инков - [15]

— Смотрите! Индейцы! — кричит Олесь от носа "Голиафа", где он часами простаивает, созерцая величественные картины тропиков.

Двое темных смуглых тел в шаткой лодке. Один индеец почти лежит на борту, второй стоит с копьем в руке и надменно-орлиным взглядом оглядывает Ориноко. Длинные перья украшают его голову. Капитан Пабло объясняет, что краснокожие ловят рыбу. Как ловят? О, хитрые бестии! Ставят на быстрине большие корзины с ядовитой травой, потом спускаются ниже по течению и ждут, пока одурелая рыба приплывет к ним в руки.

И снова желтые волны реки и жаркое солнце... Полицейские патрули останавливают суденышко. "Документы, сеньоры! Пожалуйста, ​​сеньоры, дорога свободна, но остерегайтесь сельвы! "

Уставшие, посеревшие лица путешественников. Жара отобрала их силы и бодрость, превратила в добровольных пленников маленькой деревянной тюрьмы, качающейся на волнах Ориноко. Не один год, не два снуют по Ориноко корабли и ланчии, давно пролегли здесь трассы современных корабельных компаний, но река осталась той же, что была сотни и тысячи лет назад, — пустынная и неприветливая. Та же враждебность зияет в рыжем ее бурлении и той же жуткой, зловещей пустотой веет из безлюдных лесных зарослей. Разве что раньше первые путешественники, шагая этими безмолвными просторами, надеялись на какое-то чудо, и глаза их выискивали между высокими стволами асаи сказочную фигуру "золотого человека". Теперь здесь все известно и все убого.

Вон туземцы снуют возле берега, вытаскивая из воды длинные лодки. Вон мулат в соломенной шляпе забрасывает сеть и голодными глазами смотрит на хмурую реку. А вон причал, едва сереющий в густых зарослях джунглей.

Толпа сгрудилась у деревянного настила, — бронзовые плечи, полотняные штаны, рваные шляпы. Не успел кораблик причалить к деревянным стоякам, как толпа индейцев шумно вбегает на палубу. Все худые, изможденные, с нездоровым блеском в глазах.

— Практически все они больны лихорадкой, — объясняет капитан Пабло.

Крутояр приносит хинин и хочет одарить гостей. Но индейцы, только что с нескрываемой радостью и интересом вошедшие на борт "Голиафа", едва завидев в руках белого чужака коробку с благодатным порошком, мгновенно нишкнут, мрачнеют, проникаются печальным равнодушием. Они не хотят брать хинин. Отводят глаза, как звери, перед которыми хозяин поставил блюдо и тут же замахнулся плетью, чтобы огреть того, кто прикоснется к ней. Крутояр удивляется. Почему туземцы так неожиданно стали чужими? Почему не берут лекарств?

Капитан Пабло объясняет профессору, что туземцы не имеют золота. Ведь за хинин надо платить золотом, и только золотом, как принято здесь издавна торговцами и миссионерами. А где у этих нищих людей золото? На всех золотых приисках хозяйничают белые.

— Скажите им, капитан, что мы дарим хинин.

Сообщение капитана вызывает в толпе оживление. Широкие, остро разрезанные глаза под черными волосами сверкают подозрением и страхом. Индейцы не верят. Белые сеньоры не могут дать даром лекарств, белые люди наверняка хотят поступить нехорошо с бедными индейцами.

Крутояр убеждает несчастных, что это подарок. Он не возьмет за хинин ни пезеты.

Никакой пезеты?

Какой-то добрый дух, а не человек появился перед забитой толпой. Добрый дух с седыми усами и приветливо-лукавым взглядом глаз. Он протягивает открытую коробку, в которой лежат блестящие, дороже золота пакетики лекарств. Крутояр почти силой вкладывает их в ладони индейцев. "Берите! Это, конечно, не спасет вас, но хотя бы на день-два облегчит страдания. Берите, люди добрые!"

Глаза на скуластых лицах теперь светятся радостью.

Для Ильи это как раз шанс. Упорный кинолюбитель, он мгновенно достает кинокамеру, прикидывает на глаз экспозицию, накручивает пружину, становится немного поодаль:

— Сеньор Пабло, попросите всех встать у трапа. — Илья примеряется объективом в индейцев, жмурится от нетерпения. Скорее, скорее, пока солнце не заползло за тучи!.. Блестящий кадр к общей этнографической коллекции географа... Что такое? В чем дело?.. Гости недовольны, их что-то испугало, может, обидело?

— Сеньор Пабло...

— Ах, сеньор Самсонов!

— Эти индейские красавицы, наверное, стесняются выступать передо мной в своем натуральном виде. О люди! Ваши голые тела являются лучшим украшением планеты. Становитесь, скорей становитесь!..

Илья бегает, размахивает руками, суетится, тащит к трапу какого-то юношу, рядом ставит высокую женщину, потом еще подростка... Но все впустую. Индейцы упорно хмурятся, лица их — враждебные, у некоторых испуганные. Какой-то худощавый старик с костлявым лицом, тряся лобастой головой, протягивает Илье коробочку с хинином.

— Что случилось? — поднимает в недоумении брови Самсонов.

— Старик не хочет хинина, — объясняет Пабло. — Он говорит: "Пусть лучше естрангейро (чужак) возьмет назад хинин и не забирает их лиц".

— Вот оно что! — Восклицает Крутояр. — Прекратите, Илья! Это похоже на экзекуцию.

— Но я... никакого вреда... — упирается географ, крутя в руках кинокамеру. — Иметь лишний документ...

— Вы обижаете людей. Оставьте их в покое!

Илья, как обиженный мальчик, спускается по трапу в каюту. Крутояр улыбается ему вслед. Ничего не поделаешь! Здесь свои обычаи, свои законы.