Великие заговоры - [9]

После смерти Филоты началось дознание в отношении его родственников и друзей — Аминты и Симмия. Александр считал их виновными и умело доказывал это. Аминте было позволено защищать себя, и тот обратился к нему: «Государь, ложно обвиняют меня в преступлении другого. Мне не позволено было даже искать защиты и покровительства у человека, который пользовался столь большим почетом и чье доверие всегда могло снабдить меня всеми выгодами и благами самой роскошной жизни.

Скажу совершенно откровенно, государь, один ты виноват в опасности, которая угрожает нам. Кто другой, кроме тебя, заставлял всех обращаться не к тебе лично, а к Филоте за разрешением самых важных вопросов. Именно благодаря ему мы поднялись до такой высокой ступени твоей милости и дружбы. Он был твоим верным соратником, и именно его милости мы все добивались, его гнева боялись. И если сейчас ты хочешь наказать всех друзей Филоты, а также тех, кто желал ими стать, тебе придется наказать все войско. Немного в нем окажется невиновных, немного таких, кто не имел каких-либо встреч и бесед с твоим прежним любимцем. Твоя мать писала тебе, что я и мои братья были тебе враждебны. О, если бы она более заботилась о своем сыне и не создавала в душе своей поводов для пустых тревог. Почему же тогда она сразу не указала на причину своих подозрений? Почему не назвала того, кто донес ей на нас. С горечью в душе открою я причину ее ненависти к нам. Ты помнишь, как, посылая меня в Македонию набирать войско, ты сам сказал мне, что много здоровых юношей самого цветущего возраста скрываются в доме твоей матери. Ты предписал мне повиноваться только твоему приказу и привезти к тебе всех скрывавшихся от военной службы. Я исполнил это и исполнил решительнее и смелее, чем предписывали мои интересы и моя интуиция. Я привез из Македонии Горгия, Гекатея и Горгида, которые оказались на самом деле очень хорошими воинами и верными слугами. Но, честно выполнив твое поручение, я вызвал гнев и раздражение твоей матери, не знавшей, как еще отомстить, и излившей в письме всю горечь своего огорчения.

Думаю, государь, у твоей матери Олимпиады нет другой причины преследовать нас, кроме той единственной, что мы предпочли ее женской милости твои интересы. Тебе хорошо известно, что я привел 6 тыс. македонской пехоты и еще 600 всадников, часть этих людей не последовала бы за мной, будь я более милостив и снисходителен ко всем скрывающимся от воинской службы или пренебрегающих ею. Поэтому успокой свою мать, она гневается и обвиняет нас в заговоре лишь по этой причине».

Пока Аминта говорил, воины ввели его брата Полемона, бежавшего при известии, что Филоту повели на пытку. Едва можно было удержать негодующую толпу от того, чтобы она тотчас не побила несчастного камнями. Но тот, обратившись к собранию, без малейшего страха сказал: «Для себя я не прошу ни о чем, жизнь моя мало меня волнует, но пусть мое бегство не причинит вреда моим братьям. И если я совершил преступление, пусть оно будет только моим. И пусть ответственность падет только на меня одного».

Слова юноши смягчили солдат. Казалось, что молодой Полемон в самом деле скорбит об участи братьев, виновником которой стал он. Амин-та, обратив на него разгневанный взор, воскликнул: «Подходящее же ты выбрал время для жалоб; в бегстве вдали от этих мест ты должен был лить свои запоздалые слезы. Посмотри, до чего ты меня довел… Я вынужден защищать себя тем, что обвиняю тебя».

Теперь уже все окружающие их воины залились слезами и стали единогласно восклицать, что следует простить столь мужественных, столь достойных и благородных людей, которые к тому же еще и нисколько не виноваты. Даже приближенные Александра встали на их защиту и стали высказываться в их пользу; и Александр согласился даровать милость, о которой его просили с такой страстью.

Когда умер Филота, те самые люди, которые лишили его жизни, постарались быстро позабыть о его задуманном, но не совершенном преступлении и вспоминали лишь его горестный и несчастный конец. Теперь их душ коснулось даже раскаяние в том, что они столь жестоко обошлись с человеком, достоинство и способности которого заслужили гораздо лучшей и более счастливой судьбы. Чувства эти не могли нравиться Александру, но этот государь весьма мало тревожился об этом и думал лишь о том, чтобы как можно скорее погубить отца того, чью злосчастную судьбу все оплакивали. Царь возложил исполнение этого серьезного дела на Полидаманта (Полидама), близкого друга Пармениона, сказав при этом: «Посмотрим, могу ли я довериться тебе в деле избавления от правителя Мидии: ведь мне хорошо известно о чувстве, которое ты питаешь к этому человеку, но даже дружба ничто, когда речь идет о служении своему государю. Отправляйся немедленно и доставь мне голову Пармениона». Полидамант обещал это царю, потому что слишком сильно желал завоевать расположение своего господина, хотя бы даже ценой низкого преступления. Он тотчас отправился в путь, прибыл в Мидию, встретился там с главными предводителями македонян и представил им письма, в которых содержался приказ Александра в отношении того, что требовалось совершить. А между тем Парменион узнал о приезде своего старого друга и с нетерпением ждал известий от царя.