Великие шпионы - [78]

Жить, вечно скрываясь, — не сахар. Я давал показания чуть ли не на двадцати шпионских процессах, но всегда был под строжайшей охраной. КККП не хотела рисковать, зная, что у Павлова долгая память, а у НКВД — тем более. Может быть, настанет такое время, когда им это надоест, и тогда мы с Анной сможем нормально жить с нашими детьми.

Александр Казначеев 16. Прощай, Бирма

Из книги «Внутри советского посольства»

В конце 50-х годов советский дипломат Александр Казначеев, «по совместительству» офицер разведки, работал в Бирме — стране, где не мог рассчитывать на защиту местных органов безопасности. Однако он собрался перебежать не к бирманцам (как Гузенко к канадцам на их территории), а к американцам, имевшим там посольство. Перед Казначеевым стоял совсем недавний пример коллеги, который пытался бежать, был схвачен и отправлен домой, где его ждала понятная судьба. Этот случай не разубедил Казначеева в намерении бежать, наоборот, окончательно побудил порвать с жестокой советской системой, но зато подсказал выбор тактики при планировании побега.

_____

Я утвердился в своем решении: далее нельзя ждать, я не могу больше работать с кремлевскими преступниками и их подручными в советском посольстве и должен бежать как можно скорее. Но не менее ясно было и то, что я не смогу остаться в Бирме, хотя мне очень этого хотелось. Мое присутствие в стране после бегства поставит в крайне неудобное положение бирманское правительство. Я это и сам понимал, и то же самое мне сказали, наведя справки, бирманские друзья. Скрыться в США — стране, которую все, во всяком случае, коммунисты, считали лидером свободного мира, — казалось самым логичным решением и лучшим способом внести мой скромный склад в дело свободы и процветания Бирмы.

План мой был прост. Выждать первого удобного момента, когда мое бегство сильнее всего ударит по престижу советского правительства в Бирме, и уйти к американцам. Я знал, что советское начальство заклеймит меня как предателя, но совесть моя будет чиста, я изменю «им», а не своей стране. Я поведаю всему миру правду о грязных играх советского правительства в Бирме. Это будет моим вкладом в будущее России и моих бирманских друзей. Если мое бегство в Бирме пройдет успешно, это будет еще одним ударом по прочности коммунистической тирании в России и окажет моральную поддержку силам свободы и демократии во всем мире.

Ближайшим друзьям бирманцам я признался, что намерен бежать в США. Они расстроились из-за неизбежного расставания со мной, но обещали любую помощь, какая будет в их силах, даже готовы были спрятать меня, если понадобится.

Долго ждать не пришлось. В конце апреля 1959 года произошли подряд два события, которые определили время моего ухода и расчистили путь. Первым был скандальный провал операции советской разведки против основных бирманских газет — дело корреспондента ТАСС Ковтуненко. Его клеветническая подделка, опубликованная в местном бюллетене ТАСС 23 апреля, вызвала бурю протестов в бирманской прессе, что привлекло внимание общественности к данному случаю советского вмешательства во внутренние дела Бирмы.

Еще больший удар по советскому престижу был нанесен неделю спустя неудачной попыткой бегства советского военного атташе полковника Стрыгина и неуклюжими действиями посольства в этом деле. Еще 27 апреля Стрыгина резко критиковали на партсобрании в посольстве за неназванные недостатки в работе (надо полагать, за слишком «мягкое» обращение с бирманцами). Через два часа он попытался покончить жизнь самоубийством, наглотавшись снотворных таблеток, но его доставили в местную больницу и откачали. Двое охранников из советского посольства дежурили у койки Стрыгина. Придя в себя и осознав, что ему предстоит, Стрыгин, видимо, решил бежать. Несколько часов он пытался докричаться по-английски до медиков, умоляя их вызвать бирманскую полицию, армию или службу безопасности.

Медсестры не стали никого вызывать, решив, что у советского больного травмирована психика; они даже помогли охранникам поймать Стрыгина во дворе больницы, когда он выскочил из окна в попытке скрыться. Из посольства прибыло подкрепление, беднягу Стрыгина отвезли домой, заперли все двери и круглосуточно охраняли его. Врач из посольства регулярно посещал больного и делал ему таинственные уколы. Несколько дней спустя, 3 мая 1959 года, накачанного наркотиками Стрыгина в сопровождении сорока здоровенных охранников доставили в аэропорт Мингаладон и посадили на борт китайского коммунистического самолета, который взял курс на Пекин. Посольство получило указание из Москвы любой ценой поместить Стрыгина в этот самолет — живым или, если не будет другого выхода, мертвым. Советы не могли себе позволить потерять человека, который столько знал о делах разведки. В аэропорту дюжий русский охранник разбил фотоаппараты у бирманских журналистов и грубо разогнал их. Толпа разгневанных бирманцев устроила демонстрацию перед советским посольством, забрасывая здание гнилыми помидорами. Снова имели место стычки с охраной.

Все эти события произвели тягостное впечатление на бирманцев и других азиатов. Я слышал, как посол заметил в разгар событий: еще один подобный инцидент, и от советского престижа в этой части света ничего не останется. Это, конечно, было преувеличением, но я понимал, что мое бегство после всего этого станет еще одним тяжелым ударом по позициям советского правительства и весомым вкладом в антикоммунистическую пропаганду. Единственное, чего я боялся, что в такой напряженной ситуации американцы не захотят принять меня в Бирме и даже сочтут провокатором.