Великие интервью журнала Rolling Stone за 40 лет - [127]

Шрифт
Интервал

Если бы вы могли написать собственную эпитафию, как бы она звучала?

– Просто: «Оззи Осборн, родился в 1948 году, умер тогда-то». Для простого рабочего парня я многого достиг. У многих вызывал улыбки. Я также заставил многих задать такой вопрос: «Кем, блин, мнит себя этот парень?» Гарантирую, что если бы я сегодня умер, то завтра напечатали бы: «Оззи Осборн, человек, откусивший голову летучей мыши, умер в номере отеля…» Я знаю, что так и будет.

Но я не ропщу. По крайней мере, оставлю о себе память.

Кит Ричардс

Интервьюер Дэвид Фрике

17 октября 2002 года

Как вы относитесь к тому мнению, что The Rolling Stones слишком старые для рок-н-ролла? Не звучит ли это для вас как «Проваливайте!»? Не обидно?

– Людям хочется вставлять вам палки в колеса, потому что сами они облысели и обрюзгли и не могут двигаться ни фига. Они просто-напросто завидуют нашей физической форме – по их мнению, так быть не должно: «Как они смеют идти против логики?»

Если бы я не обиделся, то первым бы сказал: «Забудьте об этом». Но мы боремся с предрассудками относительно того, каким якобы должен быть рок-н-ролл. Считается, что следует исполнять рок-н-ролл, только когда тебе двадцать – двадцать пять лет – как будто ты теннисист, а потом три операции на бедре, и тебя списали. Мы исполняем рок-н-ролл, потому что он нас заводит. Мадди Уотерсу и Хаулину Вулфу мысль об уходе на отдых казалась смешной. Надо продолжать делать свое дело – почему бы нет?

Выйдя из возраста тинейджера, вы сразу стали одним из группы The Rolling Stones – не работав нигде до этого, только немного проучившись в школе искусств. Чем бы вы стали заниматься, если бы «Стоунз» не просуществовали так долго?

– Я посещал школу искусств и учился там рекламе, потому что искусству там особенно не обучали. Я послал свое резюме в одно агентство, а там спросили: «Ты хорошо завариваешь чай?» – они рады были поставить вас на место. Я ответил: «Да, но не для вас». Оставил у них свои бумаги и ушел. После окончания школы я никогда и никому не говорил: «Да, сэр».

Если бы у меня ничего не вышло с The Rolling Stones и сейчас я был бы сантехником, я все равно играл бы на гитаре дома по вечерам или собрал группу ребят в пабе. Я люблю музыку, и подозревал, что она станет моей жизнью. Когда я понял, что могу что-то играть, это добавило света в мою жизнь, и я сказал себе: «Пусть ничего другого я не умею, но в этом я знаю толк».

Не снятся ли вам такие кошмары: вы выходите на сцену, а зал пуст – никто не пришел?

– Это не кошмар. Такое со мной было: Омаха, шестьдесят четвертый год – в зале на пятнадцать тысяч человек сидят всего шестьсот. Огромный город Омаха, куда дошли слухи о The Beatles, предполагалось, что и нас должны встретить так же – эскорт мотоциклистов и все такое. Никто в городе не знал, кто мы такие. Им было по фигу. А это было очень хорошее шоу. Перед горсточкой людей выкладываешься так же, как перед полным залом.

У вас есть какой-либо ритуал перед выступлением – рюмашка или сигарета?

– Конечно, после всего, что со мной было. (Смеется.) И это не суеверие. Мы с Ронни играем в снукер. Но «Стоунз» уже ни к чему обсуждать стратегию выступления или обниматься перед выходом на сцену. Это было важно с The Ex-Pensive Winos[296]. Те ребята были другими, мы провели только пару турне. Мне было без разницы. А в The Rolling Stones так: «Эй, не буду же я с тобой обниматься!»

Когда вы были зависимы от героина, вы сильно злоупотребляли?

– Нет. Я всегда завязывал во время турне. Мне не хотелось подвергаться ломке в каком-нибудь городке Среднего Запада. К концу турне я был абсолютно чист, и мне бы так и продолжать. Но вдруг говоришь себе: «Я просто подлечусь». Бац – и ты уже снова подсел.

Можете ли вы сказать, что в нормальном состоянии вы играли лучше?

– Я удивляюсь написанным мною песням: мне действительно нравятся песни, которые я сочинил, когда сидел на героине. Без него я не написал бы «Coming Down Again»[297]. Да, я – рок-звезда и миллионер, но я в сточной канаве вместе со всеми этими слюнтяями. Наркотики поддерживали меня, пусть и на низкой ступеньке жизни.

Во время нынешнего турне вы исполняете много песен из «Exile on Main Street»[298] – почти все считают его величайшим альбомом группы. Вы согласны?

– Смешно. Мы с большим трудом уговорили компанию Atlantic издать двойной альбом. И сначала продажи были сравнительно небольшие. За год или два он превратился в бомбу. Наступила эра, когда музыкальная индустрия наполнилась гладкими мотивчиками. Наш путь был иным. Это была первая запись в стиле гранж. Да, одна из лучших. «Beggars Banquet»[299] тоже имел значение. Весь период между этими работами был очень значимым для группы. До тех пор мы выходили на сцену, как в неравный бой. Хочешь исполнять музыку? Не появляйся там. Постоянно приходилось думать о том, как бы тебя кто не поранил и как незаметно уйти из зала.

Помню беспорядки в Голландии. Я обернулся к Стю[300], игравшему на фортепьяно. И увидел море крови и сломанный стул. Стю подхватили рабочие сцены и отправили в клинику. Стул угодил ему прямо в голову.

Чтобы не допускать этого, мы с Миком решили больше времени уделять написанию песен, чем выступлениям. Музыка просто лилась из нас. Альбом «Beggars Banquet» был словно выход из пубертатного периода.


Рекомендуем почитать
Меценат

Имя этого человека давно стало нарицательным. На протяжении вот уже двух тысячелетий меценатами называют тех людей, которые бескорыстно и щедро помогают талантливым поэтам, писателям, художникам, архитекторам, скульпторам, музыкантам. Благодаря их доброте и заботе создаются гениальные произведения литературы и искусства. Но, говоря о таких людях, мы чаще всего забываем о человеке, давшем им свое имя, — Гае Цильнии Меценате, жившем в Древнем Риме в I веке до н. э. и бывшем соратником императора Октавиана Августа и покровителем величайших римских поэтов Горация, Вергилия, Проперция.


Юрий Поляков. Последний советский писатель

Имя Юрия Полякова известно сегодня всем. Если любите читать, вы непременно читали его книги, если вы театрал — смотрели нашумевшие спектакли по его пьесам, если взыскуете справедливости — не могли пропустить его статей и выступлений на популярных ток-шоу, а если ищете развлечений или, напротив, предпочитаете диван перед телевизором — наверняка смотрели экранизации его повестей и романов.В этой книге впервые подробно рассказано о некоторых обстоятельствах его жизни и истории создания известных каждому произведений «Сто дней до приказа», «ЧП районного масштаба», «Парижская любовь Кости Гуманкова», «Апофегей», «Козленок в молоке», «Небо падших», «Замыслил я побег…», «Любовь в эпоху перемен» и др.Биография писателя — это прежде всего его книги.


Про маму

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Мы на своей земле

Воспоминания о партизанском отряде Героя Советского Союза В. А. Молодцова (Бадаева)


«Еврейское слово»: колонки

Скрижали Завета сообщают о многом. Не сообщают о том, что Исайя Берлин в Фонтанном дому имел беседу с Анной Андреевной. Также не сообщают: Сэлинджер был аутистом. Нам бы так – «прочь этот мир». И башмаком о трибуну Никита Сергеевич стукал не напрасно – ведь душа болит. Вот и дошли до главного – болит душа. Болеет, следовательно, вырастает душа. Не сказать метастазами, но через Еврейское слово, сказанное Найманом, питерским евреем, московским выкрестом, космополитом, чем не Скрижали этого времени. Иных не написано.


Фернандель. Мастера зарубежного киноискусства

Для фронтисписа использован дружеский шарж художника В. Корячкина. Автор выражает благодарность И. Н. Янушевской, без помощи которой не было бы этой книги.