Великие интервью журнала Rolling Stone за 40 лет - [124]

Но вы не могли не знать, исполняя «Masters of War» в самый разгар войны в Персидском заливе, что песня будет воспринята вполне определенным образом.

– Да, но я не считал «Masters of War» антивоенной песней, и я часто по разным поводам ее исполнял…

По правде говоря, мне было просто омерзительно находиться там после того, как они ввели меня в курс своих планов, а потом их не выполнили. Вероятно, мне даже не надо было самому появляться там, и я бы и не поехал, если бы другой парень[285] не сдержал слово. (Быстро стучит пальцами по столу.)

А как насчет того высказывания, той мудрости, которой поделился с вами отец? Ее вполне можно понять как личное высказывание – как то, что вы говорите о вашей жизни. Или вы говорили о мире вокруг вас?

– Я думал скорее о том, что, хотим мы того или нет, мы живем в мире в духе Макиавелли. Хорошо любое безнравственное действие, если оно удалось. В наше время много говорят о Боге: Бог милостивый; Бог великий; Бог всемогущий; Бог всесильный; Бог, дарующий жизнь; Бог, творец смерти. То есть мы слышим о Боге все время и нам лучше известно, как обходиться с ним. Но если мы и знаем что-либо о Боге, так это то, что Бог своеволен. Так что надо бы научиться справляться и с этим тоже.

Некоторые говорят, что в 1990-х годах ваши шоу стали гораздо музыкальнее. Вы заново пересмотрели ваши песни, создали новую текстуру и ритмические переходы. И кажется, что некоторые ваши самые волнующие и любимые песни, исполняемые каждый вечер, – это ваши каверы традиционных фолк-песен.

– Фолк-музыка – вот с чего все начинается и во многом этим же и кончается. Если у вас нет такой основы или если вы ничего не знаете о ней и не знаете, как управлять ею, не чувствуете, что исторически связаны с ней, то ваше исполнение не может иметь той силы, какую могло бы иметь.

То, о чем я думал двадцать четыре часа в сутки, – это деревенская музыка. Появилась мысль освоить эти песни. Не шло и речи о том, чтобы писать собственные песни. Даже в голову не приходило.

В известном смысле это направление беседы подводит нас к вашему последнему альбому «Love and Theft». Навеваемое им ощущение вечности и неизменности напоминает мне о «The Basement Tapes»[286] и «John Wesley Harding»[287] – записях, которые возникли на прочной основе фолк-музыки. Но, кажется, «Love and Theft» также напоминает и «High way 61 Revisited»[288] и воскрешает удовольствие, которое получаешь, открывая для себя то, как глубоко музыка уходит в старинные блюзовые структуры и создает при этом нечто совершенно неожиданное.

– Для начала не следует пытаться сравнивать этот альбом… не следует проявлять излишнее рвение, сравнивая его с любым из других моих альбомов. Сравнивайте его с другими, но не моими альбомами. Знаете, сравнивать меня со мной же (смеется) – это как… То есть вы говорите с человеком, которому кажется, что он все время бродит по развалинам Помпеи. Так или иначе, но так было всегда. Я имею дело со всеми старыми стереотипами. Используемый мной язык – это то, что мне очень хорошо известно, и я не собираюсь продолжать вечно заниматься этим – сравнивать мою новую работу с моей старой работой. Это все равно что создавать себе ахиллесову пяту. Этого не будет.

Может быть, лучше было бы сформулировать вопрос так: вы рассматриваете «Love and Theft» как альбом, который возник из вашего знания Америки того времени?

– Все мои записи порождены всей панорамой того, чем для меня является Америка. Для меня Америка – это прилив, который поднимает все корабли, и я никогда не ищу вдохновения в других видах музыки. Умерить риторичность – вот задача для меня, когда я сочиняю песни. Любая песня – это отражение того, что я вокруг себя все время вижу.

Весь альбом посвящен власти. Если жизнь и учит чему-то, то только тому, что мужчины и женщины готовы на все ради власти. Альбом посвящен власти, богатству, знанию и спасению – в моем понимании. Если это великий альбом – а я надеюсь, что так и есть, – то это великий альбом, потому что посвящен великим темам. Он говорит на языке благородства. Он говорит о проблемах или идеалах любого века, и хочу надеяться, что он завтра будет так же хорош, как сегодня, и так же хорош, как вчера. Вот чего я старался добиться, потому что просто записать еще одну пластинку в данный момент моей карьеры… Между прочим, я не рассматриваю мое дело как карьеру. «Карьера» – французское слово. Оно имеет значение «несущий». Это то, что вы переносите из одного места в другое. Мне не кажется, что то, чем я занимаюсь, можно назвать карьерой, это скорее призвание.

На этой пластинке также очень много юмора – воз можно, больше, чем на любой другой вашей пластинке 1960-х годов.

– Ну…

Послушайте, в этом альбоме есть очень смешные строки – та перебранка Ромео и Джульетты в «Floater (Too Much to Ask)» и эта шутка со стуком в дверь в «Po’ Boy».

– Да, смешно… и мрачно. Но все же, по-моему, в основе своей эти песни посвящены тому, чему посвящены и многие другие мои песни, а это бизнес, политика и война и, может быть, любовь… Это – низший уровень, на котором вы их оцениваете.

Пластинка «Love and Theft» вышла 11 сентября – в тот самый день, когда в результате теракта был разрушен Всемирный торговый центр и произведена атака на Пентагон. За время, прошедшее с тех пор, я говорил с несколькими людьми, которые стали слушать «Love and Theft», потому что находят в ней то, что соответствует духу страха и незащищенности в нашей нынешней жизни. Что касается меня, то у меня в голове все время крутится строчка из «Mississippi»: «Sky full of fire, pain pourin’ down»