Великая война. 1914–1918 - [131]

План операции Хейга на Сомме был прост — сродни плану наступления Фалькенхайна на Верден. Разница состояла в том, что Хейг рассчитывал прорвать оборону противника, а не втянуть его в затяжные бои на истощение. Атаке предшествовал массированный артиллерийский обстрел, длившийся неделю и потребовавший 1.000.000 снарядов. 1 июля — в день, выбранный для начала наступления, пушки замолчали и 19 британских дивизий при поддержке трех французских южнее Соммы (все, что могли выделить французы, поскольку под Верденом еще шли ожесточенные бои) должны были пересечь нейтральную полосу. Расчет строился на том, что переживший такую артподготовку враг не окажет активного сопротивления. Наступающие планировали преодолеть уцелевшие проволочные заграждения, ворваться в траншеи, захватить их, а затем выйти на оперативный простор в тылу. Хейг и большинство его подчиненных настолько уверовали в сокрушительный удар артиллерии, что разрешили необстрелянной пехоте отказаться от испытанной тактики «огня и маневра», когда часть атакующих залегает, прикрывая остальных огнем из стрелкового оружия, и наступать цепью, в полный рост. В сражении при Лосе Генеральный штаб в первую очередь был озабочен тем, чтобы не потерять управление войсками, и в результате резервы оказались сосредоточены чересчур далеко от линии фронта, были посланы вперед слишком поздно и развернулись недопустимо плотно[469]. Перед операцией на Сомме главной считалась опасность того, что войска найдут укрытия, а если залягут, то уже не возобновят наступление. Инструкция по действиям в бою «Подготовка дивизий к наступательной операции» (SS 109) и дополняющее ее приложение «Тактические замечания», разработанные 4-й армией, предписывали атаку волнами, или шеренгами, в непрерывном движении и всеми имеющимися силами. «Наступающие войска должны продвигаться вперед равномерно, шеренгами, следующими друг за другом, так, чтобы каждая следующая поддерживала идущую впереди»[470].

Главнокомандующий британскими экспедиционными силами Хейг и командующий наступавшими войсками генерал Роулисон придерживались единой тактики, но во взглядах на цели наступления расходились. Хейг рассчитывал на прорыв до самого Бапома, маленького торгового городка на возвышенности за Соммой, в 11 километрах от передовых позиций. Роулисон ставил перед собой более скромные задачи — вклиниться в систему немецких траншей, а затем расширить брешь, чтобы продвинуться дальше. Планы Роулисона оказались более реалистичными, а вот в отношении эффективности артиллерийской подготовки оба генерала ошиблись. Для 1000 полевых орудий, а также 180 пушек и 245 гаубиц большого калибра англичане подвезли более 3.000.000 снарядов. На одно орудие полевой артиллерии приходилось около 20 метров фронта, а на одну тяжелую пушку или гаубицу — 55 метров[471]. Расчет строился на том, что полевая артиллерия во время артподготовки сосредоточится на уничтожении проволочных заграждений перед траншеями, а тяжелые орудия обрушат контрбатарейный огонь на артиллерию противника, а также на его траншеи и опорные пункты. С началом наступления, когда пехота пойдет в атаку по нейтральной полосе, полевая артиллерия должна будет вести огонь поверх голов первой наступающей шеренги, не давая обороняющимся немцам высунуться. Теоретически к моменту подхода британцев немецкие окопы вообще должны были быть пустыми…

На практике ничего подобного не произошло. Ожидания Хейга и Роулисона, связанные с мощной артиллерийской поддержкой, которую они организовали, не сбылись. Во-первых, немецкие позиции оказались гораздо прочнее, чем считала британская разведка. Блиндажи на десятиметровой глубине, в которых укрывались солдаты на передовой, были практически неуязвимы для снарядов британской артиллерии. Рейд к вражеским траншеям, предпринятый в ночь с 26 на 27 июня, выявил, например, что «…блиндажи все еще прочны. [Немцы], по всей видимости, все время находятся в этих укрытиях и полностью защищены»[472]. Эти выводы полностью подтвердились. Во-вторых, артиллерии не удалось пробить бреши в колючей проволоке. В конце войны начали применяться так называемые чувствительные снаряды, срабатывавшие при касании: взрыв происходил даже при соприкосновении с таким незначительным препятствием, как «колючка», натянутая в один ряд. В 1916 году снаряды детонировали только при ударе о землю, и обстрел проволочных заграждений приводил к тому, что препятствие просто заваливалось и преодолевать его становилось труднее. Командующий британским 8-м корпусом генерал Айлмер Хантер-Вестон, который сражался на Галлиполи и должен был знать о необыкновенной прочности колючей проволоки, еще до начала атаки 1 июля докладывал, что проволочные заграждения на его участке фронта снесены и войска могут пройти, но один из его младших офицеров видел совсем другое — «они стоят, целые и невредимые»[473]. Поскольку оставшаяся перед первой линией траншей противника проволока гибельна для наступающей пехоты, это самодовольное заблуждение командования оказалось в буквальном смысле слова смертельным.

И наконец, совершенно необоснованной была уверенность в способности артиллерии вести заградительный огонь. Перемещение волны взрывающихся снарядов перед цепями наступающей пехоты, в идеале на расстоянии 50 метров или меньше, было новой тактикой, требовавшей от артиллеристов высокого мастерства. Без связи между пехотными батальонами и артиллерийскими батареями (ее и не могло быть без систем тактической радиосвязи, которые появятся в будущем) артиллеристам приходилось работать по расписанию, составленному на основе предполагаемой скорости наступления пехоты, приблизительно 50 метров в минуту. Орудия должны были открыть огонь по указанной линии траншей, а затем, в расчетный момент прибытия пехоты, переместить его на следующую линию. Конечно, артиллеристы боялись задеть своих пехотинцев, поэтому расстояния переноса огня были слишком большими для данного этапа атаки. В результате заградительный огонь оказывался далеко от атакующих, позади удерживаемых врагом траншей, а скорректировать его не было никакой возможности. Попытки перенести огонь вперед и назад, предпринимаемые некоторыми подразделениями, ни к чему не приводили, поскольку приближение разрывов пугало пехотинцев, и они стремились укрыться от «дружественного огня», а когда артиллеристы без предупреждения снова переносили огонь вперед, пехота оставалась без защиты. Самым скверным из всех этих действий артиллерии оказался слишком ранний перенос огня в глубь вражеских позиций, когда пехота еще находилась на нейтральной полосе, перед неразрезанными проволочными заграждениями. Ветеран боев на Галлиполи, командир батареи тяжелых орудий 3-го корпуса Хантер-Вестон вспоминал об этом так: «Я понял, что наша атака… обречена на неудачу, когда [командир корпуса] приказал тяжелой артиллерии перенести огонь с передней линии вражеских траншей в глубь за десять минут до начала наступления, а полевой артиллерии — за две минуты»