Великая трансформация. Политические и экономические истоки нашего времени - [6]

И все же следует признать, что между периодическим устранением опасности войны посредством снятия напряжения в конкретной ситуации или путем нажима на малые страны, с одной стороны, и столь глобальным историческим фактом, как Столетний мир, с другой, существует огромное различие. Причины, которые могут нарушать международное равновесие, воистину бесчисленны — от амурных приключений коронованных особ до засорения устья какой-нибудь реки, от богословского спора до технического открытия. Простой рост богатства и народонаселения страны или, напротив, их уменьшение неизбежно приводят в движение определенные политические силы, а войны и сдвиги в соотношении внешних факторов всякий раз отражают перемены внутренние. Даже хорошо отлаженная система равновесия сил может обеспечивать мир без постоянной апелляции к угрозе войны лишь тогда, когда она способна непосредственно влиять на эти внутренние факторы, предотвращая любое нарушение равновесия уже в зародыше. Если же дисбаланс успел приобрести достаточно мощный собственный импульс, то исправить его и восстановить равновесие способна опять же только сила. Чтобы гарантировать мир, нужно устранить причины войны — эта банальная истина очевидна для всякого, однако далеко не все понимают, что для достижения подобной цели необходимо контролировать поток жизни у самых истоков.

Священный Союз сумел этого добиться с помощью особых, характерных именно для него средств. Европейские монархи и аристократы образовали Интернационал кровного родства, а римско-католическая церковь обеспечила его штатом добровольных чиновников, занимавших в Южной и Центральной Европе всю социальную лестницу — от самых верхних до самых нижних ее ступеней. Таким образом, иерархия происхождения и иерархия благодати, объединившись, превратились в весьма эффективный инструмент власти в отдельных государствах, и чтобы гарантировать мир на всем континенте, ему требовалось одно-единственное дополнение — военная сила.

Между тем Европейский концерт, пришедший ему на смену, не имел ни феодальных, ни клерикальных щупальцев, представляя собой, самое большее, некую рыхлую федерацию, совершенно несопоставимую по своей внутренней сплоченности с шедевром Меттерниха. Только в отдельных случаях оказывались возможными встречи представителей великих держав, а их взаимное недоверие оставляло широкий простор для всевозможных интриг, закулисных махинаций и дипломатического саботажа; совместные военные акции стали редкостью. И однако то, чего Священный Союз, с его полным единством идеологии и практических целей, смог лишь достичь в одной только Европе организацией частых вооруженных интервенций, это шаткое образование, именовавшееся Европейским концертом, совершило в масштабах всего мира, прибегая к силе куда реже и с гораздо меньшей жестокостью. Чтобы объяснить этот поразительный результат, нам следует найти скрытый, но мощный социальный механизм, который, действуя в новых исторических условиях, смог сыграть роль, принадлежавшую прежде королям и епископам, и эффективно обеспечить интересы мира. Этой анонимной силой была финансовая олигархия.

Всесторонними исследованиями международной банковской системы XIX в. мы все еще не располагаем; контуры этого загадочного института до сих пор не проступили из тумана политико-экономической мифологии.[2] Некоторые утверждали, что он был всего лишь простым инструментом правительств, другие — что сами правительства служили орудием его неутолимого корыстолюбия; одни считали его сеятелем раздора в отношениях между государствами, другие — проводником идеи бесхребетного космополитизма, подтачивавшего жизненные силы зрелых и мужественных народов. Во всем этом есть известная доля истины. Финансовая олигархия, институт sui generis[3], характерный для последней трети XIX и первой трети XX в., функционировал в качестве основного связующего звена между политической и экономической организацией мира в эту эпоху. Он обеспечивал необходимыми инструментами международную систему сохранения мира, систему, которая приводилась в действие с помощью великих держав, но которую великие державы сами по себе не смогли бы ни создать, ни поддерживать. Европейский концерт действовал лишь время от времени, тогда как финансовая олигархия функционировала в качестве постоянного института, чрезвычайно гибкого по своей природе. Независимый от отдельных правительств, даже самых могущественных, он находился в контакте со всеми без исключения; самостоятельный по отношению к центральным банкам отдельных стран, даже Английскому банку, он был прочно с ними связан. Теснейшие связи существовали также между финансистами и дипломатами: ни те ни другие не стали бы всерьез рассматривать какой-либо долгосрочный план, мирный или военный, не убедившись прежде в добром расположении другой стороны. И все же главный секрет столь успешного сохранения всеобщего мира заключался, несомненно, в особенностях организации, положения и функционирования самой международной финансовой системы.

Как персональный состав, так и движущие мотивы этого своеобразного института придавали ему статус, прочно укорененный в частной сфере строго деловых интересов. Ротшильды не подчинялись какому-то определенному правительству; как семейство, они воплощали в себе абстрактный принцип интернационализма, они были верноподданными фирмы, деловой кредит которой стал единственным звеном между правительствами и индустриальной деятельностью в условиях стремительного роста мировой экономики. В конечном счете их независимость была обусловлена требованиями эпохи, которая нуждалась в верховном самостоятельном агенте-посреднике, способном внушить равное доверие как политикам отдельных стран, так и международным инвесторам, и именно эту насущную потребность метафизическая экстерриториальность династии еврейских банкиров, обитавших в разных европейских столицах, удовлетворяла почти идеальным образом. Сами Ротшильды были кем угодно, но только не пацифистами; они нажили свое состояние, финансируя войны, они были абсолютно невосприимчивы к моральным аргументам и ничего не имели против войн небольших, коротких и локальных. Но если бы всеобщая война между великими державами дезорганизовала финансовые основы системы, то коммерческим интересам Ротшильдов был бы нанесен ущерб. Таким образом, сама логика событий отвела им эту роль — сохранять необходимые условия мира в эпоху революционной трансформации, которую переживали тогда народы нашей планеты.