Великая трансформация. Политические и экономические истоки нашего времени - [8]
Или возьмем другой пример — германские амбиции на Востоке. И здесь политика и финансы теснейшим образом переплетались, и все же первое место принадлежало политике. После двадцати пяти лет, чреватых опасными последствиями пререканий, Англия и Германия подписали, наконец, всеобъемлющее соглашение о Багдадской железной дороге; произошло это в июне 1914 г. — слишком поздно, чтобы предотвратить Великую войну, как нередко говорили потом. Другие же, напротив, утверждали, будто данное соглашение неопровержимо доказывает, что отнюдь не конфликты, порожденные экономической экспансией сторон, были причиной войны между Англией и Германией. Ни тот ни другой взгляд не подтверждается фактами. В сущности, это соглашение оставило неразрешенным главный спорный вопрос: по его условиям, германская железная дорога не могла быть продолжена далее Басры без согласия британского правительства, предусмотренные же договором экономические зоны сторон неизбежно должны были привести их в будущем к лобовому столкновению. Между тем великие державы продолжали подготовку к дню «Д», который был еще ближе, чем это казалось им самим.
Международным финансовым кругам приходилось иметь дело с противоборствующими амбициями и интригами великих и малых держав, замыслы финансистов расстраивались дипломатическими маневрами, их долгосрочные инвестиции оказывались под угрозой, их конструктивным усилиям препятствовали политический саботаж и закулисные махинации. Национальные банковские системы, без которых международный финансовый капитал оказывался беспомощным, часто выступали в роли сообщников своих правительств, а любой план, не предусматривавший известную долю добычи для каждого из участников, был заранее обречен на неудачу. Тем не менее из дипломатии доллара, служившей стальной основой для бархатной перчатки финансов, финансовая олигархия извлекала выгоду ничуть не реже, чем терпела от нее ущерб, поскольку в тогдашних условиях коммерческий успех предполагал безжалостное применение силы против слабых государств, поголовный подкуп заупрямившихся чиновников в отсталых странах, использование всех тех закулисных средств, которые были обычными в колониальных и полуколониальных джунглях. И все же именно финансовой олигархии объективная логика истории отвела эту роль — предотвращать всеобщие войны, ибо первыми, кто проиграл бы от подобных войн, в особенности, если бы их последствия отразились на состоянии валют, стали бы в громадном своем большинстве держатели правительственных ценных бумаг, а также прочие инвесторы и биржевые спекулянты. Влияние финансовой олигархии на великие державы было благоприятным для европейского мира, эффективным же подобное влияние оказывалось в той мере, в какой сами правительства зависели в разных отношениях от взаимодействия с финансовым капиталом. А потому интересы мира всегда были так или иначе представлены в политике Европейского концерта. Если же мы прибавим к этому растущую заинтересованность в мире в каждой из стран, где инвестирование стало обычной практикой, то мы начнем понимать, почему этот устрашающий, невиданный прежде феномен — вооруженный мир десятка фактически отмобилизованных государств — мог, подобно грозной туче, нависать над Европой с 1871 по 1914 г., так и не разразившись опустошительной военной бурей.
Финансы — один из каналов влияния мирного интереса — играли роль мощного сдерживающего фактора в планах и действиях целого ряда небольших суверенных государств. Займы и их продление зависели от кредита, сам кредит — от хорошего поведения. А поскольку при конституционной форме правления (на неконституционные смотрели теперь косо) поведение отражается в бюджете, а внешняя стабильность национальной валюты неотделима от оценки качества бюджета данной страны, то правительствам-должникам настойчиво рекомендовали тщательно следить за курсом, избегая любых шагов, способных повредить бюджетному здоровью. Этот полезный принцип превращался в обязательное правило, как только страна принимала золотой стандарт, до минимума ограничивавший допустимые колебания. Золотой стандарт и конституционализм являлись теми инструментами, посредством которых голос Лондонского Сити оказывался слышен во многих малых странах, принявших эти символы верности новому миропорядку. Порой Pax Britannica[5] поддерживал свое господство грозной демонстрацией крупнокалиберных корабельных орудий, однако чаще он добивался своего, вовремя потянув за нужную нитку в хитросплетении международных финансов.
