Великая Смута - [65]

В Москве воинской силы практически не осталось, если не считать малочисленные личные княжеские дружины и боярские подворья с воинскими холопами. Казачий стан продолжал жить своей жизнью. Он то уменьшался, то увеличивался до угрожающих размеров, готовый все поставить с ног на голову. А тут и отрезвление пришло: в Вязьме обнаружился польский король Сигизмунд. Дело в том, что польская шляхта, встревоженная известиями о бедственном положении Струся в Московском Кремле, еще летом 1612 года потребовала от своего короля решительных действий, не указав, правда, с какими средствами и с каким войском королю идти на Москву. Тем не менее король кое-как набрал в Вильне 3 тысячи немцев, сформировал из них два полка и в октябре того же года двинулся с ними к Смоленску, рассчитывая, что польская конница, находившаяся там, примкнет к его войску. Однако его надежды не оправдались. Не помогло ему и коло (казачий круг), созванное королем, на котором он униженно просил шляхтичей о помощи. Так что из Смоленска на Москву выступил с тем, с чем и пришел, — с 3 тысячами наемников. Правда, в пути его нагнали 1200 всадников, усовестившихся таким отношением своих собратьев к королю. Но это было малым утешением. В Вязьме Сигизмунд соединился с остатками отряда Ходкевича и попытался взять Погорелое Городище. Но, послав тамошнему воеводе Юрию Шаховскому предложение о сдаче, получил такой ответ: «Ступай к Москве; будет Москва за тобой, и мы твои». Несолоно хлебавши пошел дальше. Встав под Волоколамском, отправил под Москву отряд молодого Адама Жолкевского.

В Москве же на воевод напал сильный страх: в городе к тому времени практически не было ни войска, чтобы сразиться в чистом поле, ни провианта, чтобы сесть в долгую осаду. И все-таки Пожарский и Трубецкой решились принять бой. Собрав все, что оставалось в городе, они выступили навстречу полякам и в отчаянном порыве обратили вспять менее удачливого потомка прославленного гетмана. Это был серьезный удар по престижу короля и ослабевшего польского воинства.

Хотя назвать это простой удачей язык не поворачивается. Русские за времена Смуты серьезно изменились. Как отмечают историки, ни один город не сдался королю, ни один русский не пришел к нему бить челом. Король же, чтобы не уходить побитым, задумал для престижа взять хотя бы… Волоколамск, но и здесь его ждала неудача. Все приступы окончились провалом, и он, потеряв немало своих воинов, снял осаду и прямой дорогой отправился в Польшу. «Как силен был прежде страх, нагнанный приближением Сигизмунда к Москве, так сильна была теперь радость, когда узнали об его отступлении от Волока», — говорит С. М. Соловьев.

Успеху сопутствовал и другой счастливый случай. Воевода Михаил Бутурин подступил к Переславлю-Рязанскому, где засел Иван Заруцкий, и в коротком бою наголову разбил его казачьи отряды. Атаман с Мариной Мнишек, ее сыном и остатками войска вынужден был бежать на Украину, а затем и в Астрахань.

Московское царство, земство и казачество, получило короткую передышку для того, чтобы выполнить основную задачу всенародного движения — приступить к процедуре избрания достойного, Богом благословенного царя. По городам были разосланы грамоты с приглашением прибыть в Москву по десяти представителей власти и выборных от сословий. Когда съехалось довольно много делегатов, назначили трехдневный пост, после которого начались заседания собора. Первым делом решался вопрос: выбирать царя из иностранных королевских дворов или из числа своих княжеско-боярских родов? Ответ был такой: иноязычных принцев, не христианской веры греческого закона, на Владимирское и Московское государство не избирать; Маринки и сына ее на государство не хотеть.

Следовательно, предстояло искать своего. Рассматривалось много кандидатур, в том числе татарских царевичей, князя Черкасского и князя Трубецкого. Пожарский на предложение баллотироваться ответил: «Недостоин я такой чести от вас». Наконец 7 февраля 1613 года поступили два письменных предложения — от дворянина из Галича и от одного из донских атаманов, в которых называлось имя Михаила Федоровича Романова, как самого близкого по родству с прежними царями через Анастасию Романовну, первую жену Ивана Грозного. Так получилось, что Михаил устраивал всех: и бывших тушинцев, окормлявшихся когда-то «воровским» патриархом Филаретом, и властолюбивых бояр, не желавших уступать царское место себе подобным, — предлагалось «мягкое тесто», из которого в отсутствие многоопытного отца можно лепить что угодно. Но прежде чем принять окончательное решение по кандидатуре царя, собор постановил послать в города и уезды надежных людей, для того чтобы узнать, как отнесется население к избранию Михаила Федоровича. Через две недели посланные вернулись. Подъехали и опоздавшие делегаты, а также бояре, ранее входившие в Семибоярщину и служившие полякам.

В первое воскресенье Великого поста, 21 февраля 1613 года, на свое последнее заседание собрался Земский собор. Каждый из 800 делегатов подал письменное мнение о том, кого бы он и избравшие его люди хотели видеть на царском троне. Мнение оказалось единым — Михаила Федоровича Романова. Так в европейскую политику входила новая русская династия, которой предстояло править Россией более трехсот лет, решая не только судьбы собственного народа, но и оказывая влияние на жизнь своих соседей: помогая одним и укрощая других, перекраивая государственные границы на политической карте мира в свою ли пользу или в пользу своих союзников.