Великая Смута - [25]

Первый серьезный гром прогремел в августе 1579 года, когда Баторий во главе 15-тысячного наемного войска подступил к Полоцку и после трехнедельной осады принудил его гарнизон к сдаче. Через месяц та же участь постигла и город-крепость Сокол. Это поражение повлекло за собой два серьезных последствия. Первое — для Москвы закрывался торговый путь через Западную Двину и далее в Балтийское море, второе — польско-литовской армии открывалась прямая дорога в Московское царство. Осенью того же года Баторий захватил города Красный, Козьян, Ситну, Туровль, Нещерду. От набегов польской конницы серьезно пострадали сотни селений Смоленской области и Северской земли — они были сожжены и разграблены.

А Ивана Грозного как будто поразил ступор. Имея около восьмидесяти городов с крепкими воинскими гарнизонами и сильные полки, стоящие вдоль засечной полосы, он, лишенный мужества и способности к сопротивлению, чуть ли не в одночасье сменил надменный тон на унизительное заискивание перед своим решительным, а потому и более счастливым противником. В то же время, терпя одно поражение за другим, он не забывал о своих удовольствиях. Поистине пиром во время чумы представляются устроенные им празднования по случаю бракосочетания безвольного и ограниченно дееспособного сына Федора и своей, уже не поддающейся счету, свадьбы.

Вместо организации сопротивления, не говоря уже о наступательных действиях, московский царь направляет в военный стан своего врага послов, которым наказывает смиренно перенести от поляков все, вплоть до побоев, но уговорить короля прекратить военные действия. Король же, захватив инициативу, требует невозможного, а именно передачи Литве Смоленска, Новгорода, Пскова, Великих Лук и всех ранее захваченных ливонских территорий. В подтверждение серьезности своих намерений Баторий в августе 1580 года осаждает Великие Луки, очередной форпост на пути к Москве, и 5 сентября, после мощнейшей артиллерийской подготовки, берет эту крепость штурмом, а вслед за ней — Невель, Озерище, Заволочье. И только смоленским воеводам Даниилу Ногтеву и Федору Мосальскому удается остановить дальнейшее продвижение польских войск.

Разуверившись в возможности благополучного исхода Ливонской войны, царь пошел на крайние меры. Он повел опасную игру с Римской католической церковью. Обвинив Батория в попустительстве турецкой экспансии и нежелании противостоять ей, а также в нехристианском поведении по отношению к православному населению Руси, Иван Васильевич через своего посла дал понять Папе Римскому, что не имеет ничего против объединения церквей и своего участия в войне с Турцией. Но прежде он попросил помощи в заключении мирного договора с Польшей на выгодных для себя условиях. Папа Григорий XIII, желая приобщить россиян к своей пастве, благословил на посредническую миссию между Москвой и Польшей известного богослова иезуита Антония Поссевино. Баторий же, понимая всю искусственность и даже некоторую театрализованность происходящего, использовал приезд папского посланца как повод для продолжения военных действий. Со 100-тысячной армией, состоящей преимущественно из европейских наемников, Баторий в августе 1581 года подступил к городу-крепости Пскову, ничуть не сомневаясь в успехе. Только все его усилия оказались тщетными. Псковский воевода Иван Петрович Шуйский не только успешно оборонялся, но и совершал отважные вылазки за крепостные стены. Не удались полякам и подкопы под оборонительные сооружения: встречными действиями защитников города они были ликвидированы. А прорыв в осажденный город свежего стрелецкого войска под командой Федора Мясоедова, совершенный 2 ноября, сделал бессмысленной дальнейшую осаду в условиях наступающей зимы, при острой нехватке в польском стане продовольствия и фуража. К тому же из-за невыплаты солдатских денег экспедиционный корпус Батория стал таять на глазах.

Окончание Ливонской войны, может быть, было бы и не таким плачевным для Москвы, если бы не царь, который в очередной раз проявил нерешительность, граничащую с трусостью. Какими мотивами он руководствовался, нам неизвестно — они могли быть и обоснованными. Но пошли он тогда под Псков дополнительные силы — и победа русских была бы более чем возможной. Тогда бы и условия мирного договора диктовал он, а не Баторий и Поссевино. А доводы «за» и «против» направления туда войск были, и они обсуждались настолько бурно, что в пылу спора Иван IV нанес своему сыну и наследнику Ивану Ивановичу смертельные ранения, от которых тот скончался 19 ноября 1581 года. Пока поляки из последних сил вели осаду, а Баторий выпрашивал у Сейма дополнительных средств на ведение войны, в Ям-Заполье шли переговоры, в которых Поссевино занимал откровенно пропольскую позицию.

Но инициативой уже владели псковичи. Сила была на их стороне, что продемонстрировала сорок шестая, и последняя, вылазка русского гарнизона (2 января 1582 года), в процессе которой было уничтожено и взято в плен большое количество неприятельских воинов. Это явилось решающим толчком для того, чтобы канцлер Замойский, оставшийся во главе осаждающих, «дал знать своим послам, что терпение войска уже истощилось; что надобно подписать договор или бежать». И снова мы в должной мере не воспользовались безвыходным положением поляков: боясь возвратиться в Москву без мира, царские послы подписали договор, по которому Речи Посполитой отходили Ливония, а также Полоцк и Велиж. Единственное, чего добились, так это отказа Батория от контрибуции и возвращения других русских городов, захваченных поляками.