Великая ошибка Карла Поппера: открытое общество в условиях антинаучной революции - [2]

В XVIII в. европейские миссионеры в Китае, увлеченно рассказывавшие образованным китайцам о новейших достижениях естествознания, сталкивались с полным отсутствием сочувственного и заинтересованного отношения к (88:) выдающимся достижениям науки Нового времени (Степин, 2000). В Китае не было ни демократии, ни правового государства, а при отсутствии обязательных для всех законов в обществе не могла родиться и мысль о существовании законов природы. Соответственно, как можно было серьезно относиться к разговорам о небесной механике, если на небе все происходит по воле бога, подобно тому, как на земле все происходит по воле императора? С другой стороны, в нашей, европейской культуре трудно не отметить существеннейшее сходство между диссертационным советом и судом присяжных.

Современный кризис рационализма, находящий выражение в упадке интереса к фундаментальной науке, снижении социального статуса научного знания и, как следствие, — в распространении нового мракобесия в самых различных его формах, также связан с изменением задач, которые ставит перед собой современное общество. Прекращение военного противостояния двух блоков государств позволило более не рассматривать развитие фундаментальных исследований в области математики, физики, химии как важнейшее средство обеспечения национальной безопасности. Кроме того, выдающийся прогресс фундаментальных исследований в этих областях в предшествовавший период создал громадный задел для прикладных исследований, на которых существенное снижение интенсивности фундаментальных исследований скажется далеко не сразу.

Что же касается общественных наук, то современное общество, насквозь пропитанное идеями компромисса и политкорректности, совершенно не заинтересовано в рациональной критике, ибо создаваемые социальные институты этой критики почти никогда не выдерживают. В этом принципиальное отличие ситуации в современном обществе от ситуации в древнегреческих полисах, где надо было убеждать сограждан в истинности принимаемых решений как с точки зрения их соответствия интересам избирателей, так и с точки зрения соответствия принципам, которые они разделяют. Когда вместо принципов — интересы, а возможности СМИ влиять на менталитет населения стали поистине неисчерпаемыми, закономерно настало время торжества политтехнологий, а не рациональной критики. Соответственно, стало возможным принятие любых, в том числе и совершенно беспринципных решений, если к ним склоняется большая часть электората (отсюда двойные и тройные стандарты в политике).

Нами уже отмечалось, что современный кризис рационализма есть результат восстания масс, крайне враждебно относящихся к институтам рациональной критики, да и вообще ко всему, недоступному их пониманию (Шупер, 2002). Причиной нынешнего восстания масс, отнюдь не первого в истории, стали, по-видимому, не нужда, войны или лишения, вызванные какими-то социальными бедствиями, а, наоборот, небывалый рост материального благосостояния в наиболее развитых странах, чрезвычайно расширивший число степеней свободы практически для каждого отдельного взятого человека. Действительно, произошел долгожданный скачек из царства необходимости в царство свободы и суровые ограничения больше не заставляют людей, или заставляют в несравненно меньшей степени, нежели ранее, вести себя рационально. Современный человек получил возможность дать волю своим чувствам и с удовольствием надругаться над доводами разума, поскольку ослабление внешних ограничений никоим образом не сопровождалось усилением внутренних. Произошла (89:) инфантилизация общества, ибо взрослые получили возможность вести себя как дети, играющие и шалящие под прикрытием своих родителей и за их счет, не обременяя себя сколько-нибудь серьезной ответственностью, и наиболее ярким проявлением этой инфантилизации стало прямо-таки эпидемическое распространение постмодернизма. При этом роль родителей возложена на «социальное государство». В силу тождества теории познания и социальной теории наука и демократия обречены пасть первыми жертвами общества великовозрастных детей или, точнее, желающих быть детьми взрослых.

Мы с детства привыкли противопоставлять моноиерархическому тоталитарному режиму полииерархическое демократическое общество. Действительно, в условиях монополии на власть партии или государства любые блага, получаемые человеком, — прямое или косвенное отражение милости власти. Наоборот, в демократическом обществе, плюралистичном по своей природе, человек может в разном качестве входить в различные иерархии, положение в которых и определяет его доступ к тем или иным благам. Эта прекрасная картина имеет, однако, мало общего с ситуацией, когда главной, если не единственной ценностью стали деньги и даже известность и деньги свободно конвертируются друг в друга. На крайнюю опасность такого положения для открытого общества неоднократно указывал человек, совсем не страдающий от недостатка денег — Дж. Сорос. Он, в частности, писал с сарказмом, что, когда он тратил десятки миллионов долларов в год на благотворительную деятельность, а его фонды успешно работали в 25 странах, в США его «потолком» при общении с чиновниками был уровень помощника госсекрктаря, а Маргарет Тэтчер ему лишь удалось пару раз передать записки. Все решительно изменилось в 1992 г., когда Сорос «уронил» британский фунт, причем весьма основательно. После этого для него открылись двери всех без исключения кабинетов (Сорос, 1996).