Великая крестьянская война в Китае 1628–1645 гг. - [27]

Город состоял из трех обнесенных стенами частей: внешнего города (южная часть) и внутреннего (к северу от него), посередине внутреннего находился запретный, императорский город, состоявший из парков и дворцов.

В дневнике, написанном свидетелем последних событий в столице (автором его считается известный книгоиздатель Фэн Мын-лун), есть запись о вступлении повстанцев 25 апреля во внутренний город Пекина: «Был пасмурный день и темные тучи охватывали весь горизонт. Дым застилал небо. Сеял мелкий дождь, внезапно начал падать снег». Гарнизон сдался, жители высыпали на улицу приветствовать повстанцев. «Народ и чиновники, стоя у своих ворот, держали в руках благовония, а когда разбойники проезжали мимо, встречали их приветствиями. Люди наклеивали на лица два иероглифа — «покорный народ», а на воротах писали большими знаками — «первый год Юнчэн».[3] Некоторые надписи гласили — «Да здравствует много, много тысячелетий князь Шуньтянь».[4] Сначала вступила конница, затем пехота. «В полдень Ли Цзы-чэн в войлочной шляпе и простой синей одежде, верхом на горячем вороном коне въехал в ворота Дэшэнь...»

В этом же произведении описана паника, охватившая всех причастных к центральной и столичной власти и феодалов. Они тоже писали на стенах и на лицах приветственные иероглифы, некоторые старались сбежать из города, другие, переодевшись в платье своих слуг, пытались скрыться или искали убежища у бедных людей, преданность которых они надеялись использовать. Не меньшая паника охватила Запретный город. Сам император Чжу Ю-цзянь велел, увести и укрыть своих сыновей, пытался зарубить свою дочь, приказал повеситься императрице и утопиться наложницам, а сам, удалясь во дворцовый парк, повесился на дереве на горе Мэйшань. Легенда гласит, что последний минский повелитель, боясь суда народа и решившись покончить с собой, написал кровью на поле своей шелковой одежды несколько слов, обвиняя во всех бедах чиновников. Впрочем, и во дворце он якобы оставил указ повстанцам беречь народ и карать чиновников. Это потрясающее лицемерие, если подобный [89] факт действительно имел место, было обычным приемом, вполне отвечающим духу этикета. Ведь и раньше, подписывая покаянные манифесты, император обвинял себя самого во всех несчастьях, обрушившихся на народ.

Заняв столицу и императорские дворцы, повстанцы приступили к наведению порядка и созданию новой власти. Первыми их мероприятиями были: приказ открыть тюрьмы и выпустить заключенных, аресты наиболее известных военачальников и размещение своего войска в городе. Первым актом было обращение к населению, в котором повстанцы призывали население к спокойствию и соблюдению порядка. В нем говорилось: «За то, что город сдан очень быстро, вы будете избавлены от угрозы резни и можете спокойно заниматься своими собственными делами. Лавки в городе не должны закрываться. Если кто-либо из солдат нашей великой армии станет бесчинствовать, он подвергается наказанию со всей строгостью военного закона».

В кратких словах повстанческое руководство определяло свое отношение к горожанам. Оно требовало, чтобы жизнь шла как обычно, чтобы купцы и ремесленники не боялись крестьянского войска и не устраивали паники, закрывая свои лавки и мастерские, прекращая коммерческие дела и пряча свои товары. Поддержание спокойствия и порядка, обещанных в воззваниях, было серьезной задачей, которую повстанцы решали тщательно и придирчиво. Вступление большого войска само по себе не могло не внести некоторого смятения, но командиры быстро справились с этим, установив четкий порядок размещения воинов. Каждое из крупных соединений располагалось в определенной части города, которая была ему предназначена. Старшины улиц должны были расквартировать солдат в основном так, чтобы каждые 5 семей содержали прикрепленного на постой. В сохранившихся свидетельствах очевидцев, а все они не были сторонниками восстания, отмечается порядок и спокойствие, которые господствовали в столице, и нет жалоб на грабежи или насилия со стороны солдат. Приученные к суровой и скромной жизни, они продолжали соблюдать обычный порядок после вступления в Пекин. Повстанческие вожди, хоть и поселились в сказочной по великолепию архитектуры и богатствам резиденции «сынов неба», также продолжали и жить и одеваться скромно, подавая пример войскам. [90]

Отношение повстанцев к жителям Пекина было дифференцированным и классово направленным. Созывая старшин улиц, кварталов и других городских организаций, они выясняли нужды беднейшей части населения и, как можно предположить, оказали воспомоществование беднякам и остро нуждающимся. Они поддерживали торгово-промышленные круги. Когда во дворец пришли представители ученых, повстанческие руководители велели им вернуться домой и мирно заниматься своим делом.

В Пекине, естественно, находилось много служащих, высших и низших чиновников. Все они оказались отстраненными от своих должностей, большинство скрывалось, некоторые бежали. Повстанцы издали приказ явиться во дворец и объявить свои имена, звания и должности. Все те, кто стал бы противиться приказу и не пожелал явиться, должны были подвергнуться осуждению и строгой каре, а члены семей скрывающихся придворных чиновников осуждались на казнь. Вместе с тем давалось обещание, что из числа явившихся будут отобраны более образованные и способные к работе и определены на новые должности. В назначенный день сановники и чиновники увились и, судя по мемуарам, страшно унижались и лебезили перед новыми властителями. Только 26 человек демонстративно покончили с жизнью, не желая подчиняться мятежникам. К их памяти повстанцы отнеслись с полным уважением и оберегали их семьи. Зато остальным пришлось претерпеть много унижений, публичного лишения чинов и званий и прочего.