Великая крестьянская война в Китае 1628–1645 гг. - [29]

Было бы ошибкой предполагать, что повстанческому государству в Северном Китае удалось утвердиться и сколько-нибудь крепко установить свою власть. Конечно, нет. Молодое повстанческое государство раздиралось классовыми противоречиями, ослаблялось вмешательством заклятых врагов всего прогрессивного, его беспомощность порождалась и его социальным характером. Крестьяне сами не могли создать никакого крестьянского государства, и большое влияние на мероприятия повстанческих руководителей оказывали горожане, ученые, а также прогрессивно настроенные элементы из среды мелких представителей класса феодалов. Отсутствие в Китае сколько-нибудь сложившегося класса буржуазии ярко сказалось в событиях XVII в. И если элементы зарождающейся буржуазии все же оказали свое влияние на рост движения, на политику и попытки создать новое государство, то они были слишком слабы и незначительны, чтобы вопросы решались повстанцами с буржуазных позиций, чтобы удовлетворялись именно буржуазные интересы и возникали и созревали новые государственные формы. В этом заключалась роковая слабость крестьянской войны, наиболее остро выявившаяся в период блестящих побед восстания.

Господствующий класс, понеся жестокое поражение, нашел в себе силы для дальнейшей борьбы. Феодалы рассчитывали, видно, что повстанцы, вступив в Пекин, будут ослеплены его богатствами, а повстанческие вожди станут [94] пленниками великолепнейших императорских дворцов и быстро переменят свои взгляды, соблазненные могуществом власти и сказочной роскошью запретного города, который стал их местом пребывания. Но этого не случилось. Ли Цзы-чэн и другие предводители и военачальники продолжали жить и одеваться скромно, соблюдали строгую дисциплину в своем главном штабе и войске и следили за порядком в городе. Не существует даже намека на то, что они изменили своим принципам, смягчили классовую политику, пошли на примирение с феодалами, подверглись феодальному перерождению. Военный, даже боевой дух продолжал господствовать в лицзычэновском войске. В столице стояло много солдат, но это была только часть миллионной армии, достаточно сильная для несения охраны, но не слишком обременительная для населения. Остальные соединения были расквартированы в лагерях, а больше всего стояли в городах, особенно в крепостях северного пограничного района.

Чтобы предотвратить грабежи, спекуляцию и расхищение казенного имущества, повстанческое правительство провело в Пекине тщательную ревизию и опись запасов риса в государственных амбарах, а также всех видов продовольствия и ценностей. Эта мера осуществлялась и в других городах, которыми владели восставшие. Подобная предусмотрительность свидетельствовала и о суровой дисциплине и требовательности новых властей, и о том, что группа Ли Цзы-чэна продолжала осуществлять принцип централизации снабжения и обеспечения войск всем необходимым. В данном случае это являлось также мерой заботы о населении.

В условиях установления твердой власти и организованности феодалам приходилось искать помощи вне территории, занятой повстанцами. Бросая свои деревенские и городские феодальные гнезда-усадьбы, ускользая из своих столичных дворцов, они бежали на юг к Янцзы, или на север к маньчжурской границе; взывая о помощи и мести.

Повстанцы не считали, южный район опасным для себя, однако войска, стоявшие на северной границе, вызывали у них вполне обоснованную тревогу. Поэтому совет вождей решил завязать отношения с командующим минскими частями на маньчжурском фронте У Сань-гуем, чтобы убедить его поддержать новое [95] правительство. С этой целью обратились к отцу У Сань-гуя, жившему в столице, и просили написать отеческий совет заключить мир с Ли Цзы-чэном. У Сань-гуй ответил не сразу, очевидно, он колебался. Горькая участь минского генерала, которому опасно было побеждать и позорно терпеть поражения, заставила У Сань-гуя медлить, а может быть, и искать повода не обнаруживать подлинных своих намерений. Но призывы феодалов, их требования о помощи, появление беженцев, которые в ужасе рассказывали о непримиримой политике восставших и силе их организации, решили сомнения этого феодального полководца, и он занял враждебные по отношению к повстанцам позиции.

Войска У Сань-гуя, которых всячески берегли и поддерживали Мины, были довольно многочисленны и боеспособны. Прекращение военных действий маньчжурами дало У Сань-гую возможность умножить свои силы, не подвергаясь с их стороны вечной трепке и нападениям. Теперь эти свежие части правительственных войск готовились к обороне или наступлению.

Но и повстанцы не стали медлить. Получив сведения о подготовке У Сань-гуя, часть повстанческих отрядов под командованием Ли Цзы-чэна и Ли Цзун-миня, оставив Пекин, выступила на север. После быстрого перехода они достигли городов-крепостей, которые находились под властью У Сань-гуя, и заняли их, не встретив сопротивления.

У Сань-гуй, предвидя, что может оказаться между двух огней, еще раньше начал переговоры с маньчжурскими князьями. Последние не выказали особенной поспешности в соглашении с главнокомандующим неприятельским фронтом, очевидно, ожидая, когда он умерит свои желания и свою самоуверенность. Помимо этого, маньчжурские князья боялись У Сань-гуя и предпочитали осторожность, тем более, что в их собственном стане было не так уже спокойно. Князья, царские родственники и военачальники рвались к власти и враждовали между собой. Солдаты перестали получать свою долю добычи от грабежа во время походов в глубь Поднебесной, а долгое бездействие у границ великой империи тяготило их. Новые походы были необходимы, но цинские князья не сразу ответили У Сань-гую. Только тогда, когда войско Ли Цзы-чэна придвинулось к Шаньхайгуаню и разгромило [96] форпосты и авангардные части минских войск, У Сань-гуй не только возобновил призыв о помощи, но признал себя вассалом маньчжур, выказал всевозможные знаки покорности, согласно унизительным обычаям этикета, предписывающего их китайским подданным. Он даже обещал им огромную дань.