Величайшие русские пророки, предсказатели, провидцы - [22]

Спустя год России пришлось пережить «нашествие двунадесяти языков», огонь и стужу. В ходе войны 1812 года армия Наполеона заняла родной город Ивана Яковлевича. В период его оккупации Корейша бродил по Смоленску, с молитвой прося подаяние, которым делился с такими, как сам, сирыми соотечественниками, призывал горожан не терять веры в окончательную победу русских над французами, оказывал помощь ополченцам, которые скрывались в лесах, и русским солдатам, которые отстали от своих частей. Точно так же, являя пример христианского милосердия, спустя некоторое время он помогал солдатам Наполеона, отходящим назад к границам России под натиском армии Кутузова. И хотя говорили, что Корейша двигался за отступающими французами якобы бесцельно, в действительности он облегчал страдания раненых, делая им перевязки, поднимал с земли замерзавших, приводил их в чувство с помощью водки. Как-то раз разъезд казаков, увидев это, задержал его и, подозревая в нем лазутчика, доставил в штаб. Дознание было коротким: смоленские жители, как говорится, прояснили ситуацию, и блаженного Ивана Яковлевича отпустили. В скором времени он возвратился в свой лесной шалаш.

Вероятно, Корейша так бы и ушел из жизни смоленским отшельником, местным юродивым, однако произошло событие, круто изменившее течение всей его жизни.

Дело было так. Прибыл в Смоленск из столицы знатного рода чиновник с инспекцией. Мужчина уже в возрасте, зато богатый, в провинции он не знал, чем себя развлечь, и стал заглядываться на местных молоденьких барышень. И положил глаз на дочку обедневшей купеческой вдовы. Со скуки он принялся оказывать ей знаки внимания. В процессе ухаживания, ища расположения девушки, чиновник ничтоже сумняшеся солгал, сказав, что в браке не состоит, стал говорить наивной провинциалке, что заберет ее с собой в Петербург, где они незамедлительно обвенчаются. Он был настойчив, вдове льстило, что дочери достается такая выгодная партия, и она приготовилась дать ей свое благословение. Однако кто-то порекомендовал матери прежде спросить совета Ивана Яковлевича. Выслушав ее, блаженный велел купеческой вдове не отпускать дочку с вельможей ни при каких обстоятельствах, потому что у него дома жена и трое детей — а при супруге живой законный брак невозможен!

Когда бедная вдова без обиняков спросила его про оставленных им в Петербурге супруге и детях, чиновник опешил настолько, что невольно сознался в обмане. Само собой разумеется, он получил от ворот поворот[17], об его вероломстве узнал весь Смоленск, и другие местные семейства, имевшие дочерей на выданье, тоже отказали от дома чиновнику из столицы. Ославленный на весь город, он укатил, переполняемый злобой, но перед тем ему удалось выяснить, что он потерпел полную неудачу по вине «огородного пророка». Желая с ним жестоко поквитаться, движимый яростью чиновник, согласно нескольким свидетельствам, даже нанес увечья прорицателю, а именно переломал Ивану Яковлевичу ноги. Но мстительный сановник не остановился на этом. Положение государственного служащего позволило ему подать в вышестоящие инстанции официальную бумагу, в которой он написал: в Смоленске имеется буйный помешанный, действия его ни присмотра долженствующего не имеют, ни надзору за ним не ведется, он составляет опасность для местных обывателей, кои советами безумца, к ним прислушиваясь, бывают введены во искушение и суеверие, а речами его опорочиваются добропорядочные и достойные служащие государства, что препятствует отправлению ими служебных обязанностей и вводит в смуту необразованное население. И заключил: сумасшедшего сего надлежит уединить в учреждение соответствующего роду.

Существует также иная, представляющаяся более соответствующей действительности версия признания Ивана Яковлевича Корейши помешанным, за чем последовало помещение его в сумасшедший дом.

По окончании войны 1812 года он открыто обвинял чиновников Смоленска в том, что те расхитили сто пятьдесят тысяч рублей, выделенных казной на восстановление выжженного и полуразрушенного города. Иван Яковлевич принародно обличал казнокрадов и мздоимцев, не подбирая особенно выражений. Смоляне относились к нему уважительно и с почтением, прислушивались к его мнению. Зрело недовольство, жители города грозили чиновникам, что поставят в известность власти в столице про их жульнические действия. Те решили во избежание неприятностей убрать с глаз Корейшу, и в Петербург отправилось соответствующее прошение.

Так или иначе — то ли за обращением последовало распоряжение к исполнению, то ли прошение было удовлетворено, — за Ивана Яковлевича взялись. Сначала его заключили в местную тюрьму, однако за этим последовало выражение недовольства горожанами, и, с тем, чтобы освидетельствовать его состояние, гораздого блажить провидца препроводили в Смоленскую губернскую управу. Все чиновники одним миром мазаны: основываясь на том, что на задаваемые вопросы Иван Яковлевич, по своему обыкновению, давал ответы туманные, в аллегорической манере, про себя рассказывал в третьем лице, местные власти вынесли заключение, что он сумасшедший. Итогом же освидетельствования явился указ губернского правления от 4 (17) февраля 1813 года, который содержал предписание определить Корейшу в больницу города Смоленска и не допускать к нему посетителей.