Век перевода. Выпуск 2 - [9]

Я одинок: как долго медлит жница!

Я одинок во сне и наяву

Я одинок, а жизнь всё длится, длится.

Я одинок — я попусту живу.

РОБЕРТ САУТИ >{23} (1774–1843)

Король Шарлемань

Фаворитка отнюдь не была молода,

Но всегда Шарлеманю желанна:

Над Агатой, казалось, не властны года,

Для монарха она оставалась всегда

Полнокровна, юна и румяна.

Коль случалось расстаться — король тосковал,

Взор мечтой лишь о ней затуманя;

Он цепочку ее на камзол надевал, —

Страсть кипела, как в море бушующий вал,

В ослепленном уме Шарлеманя.

И блистательный граф, и старик часовой,

И лакей, и придворный повеса,

И епископ, седою склонясь головой, —

Все молились, чтоб в угол какой-нибудь свой

Поскорей убиралась метресса.

Приключился недуг; под надзором врачей

В долгих муках она умирала;

Но не полнился скорбью рассудок ничей

Пред усопшей, лежащей в мерцанье свечей

При печальном звучанье хорала.

Но король приказал: никаких похорон!

И, тревогу двора приумножа,

Он оставил дела, и державу, и трон,

Проводил дни и ночи в отчаяньи он,

Восседая у скорбного ложа.

Что ж он, до смерти так и пребудет при ней?

В королевстве пошли беспорядки:

То, глядишь, лангобарды седлают коней,

То арабские рати грозят с Пиреней,

Но ему — не до воинской схватки.

Удалиться никто не спешил от двора,

Всё тревожней следили, всё зорче;

И решили священники и доктора:

Стал король — как ни жаль, но признаться пора

Чародейскою жертвою порчи.

И епископ дождался, что выйдет король,

И ко гробу прокрался несмело,

Помолился, вступая в опасную роль,

Хоть на всё и решился задолго дотоль:

Приступил к изучению тела.

Был великой боязнью старик обуян,

Но — едва ли не с первой попытки

Отыскать учиняющий зло талисман —

Он кольцо, испещренное вязью письмян,

Обнаружил во рту фаворитки.

Восвояси прелат удалиться успел.

В замке сразу же сделалось чище:

Воротился монарх и челом посветлел,

Мигом вспомнил про двор и про множество дел

Ну, а гроб отослал на кладбище.

Вновь веселье, и радость, и смех на пиру,

Всем тоскливые дни надоели;

И король, чтоб развеять былую хандру,

Приглашает вассалов прийти ко двору —

Будут праздники в Экс-ля-Шапели.

Коль владыка велит — почему бы и нет?

И, к роскошному балу готовый,

Подчинился дворянства блистательный цвет,

И направились в Экс в вереницах карет

Молодые девицы и вдовы.

Ах, попасть на глаза королю — для любой

Представлялся неслыханный случай!

Меж красотками длился решительный бой:

Кто — окажется взыскан счастливой судьбой,

Кто — зальется слезою горючей.

Вот и вечер, и все собрались на балу,

И сердца вероятных избранниц

Пребывают заране в любовном пылу;

Но послал Купидон в Шарлеманя стрелу —

Тот епископа просит на танец!

Зашептались бароны и дамы вразлад:

Не загадка, а крепкий орешек!

Лишь молитву прочел возмущенный прелат

И немедленно прочь из дворцовых палат

Ускользнул, чтоб не слышать насмешек.

Лунный блик трепетал на озерной волне,

Шел священник, обижен и мрачен, —

Но король догонял и кричал, как во сне:

«Мой епископ, прильни поскорее ко мне,

Этот час нам судьбой предназначен!

Мы с тобою на праздник направим стопы,

Насладимся весельем и смехом,

Или прочь от людской удалимся толпы

И в чащобе, где нет ни единой тропы,

Предадимся любовным утехам!»

Вновь король угодил в колдовскую беду!

Где исток сих речей беспричинных?

Шарлемань, задыхаясь в любовном бреду,

Жарко старцу лобзал и седую браду,

И дрожащие длани в морщинах.

«Мы великое счастье познаем сейчас,

Миг восторга, воистину чудный;

Нам ничто не преграда, ничто не указ!

О, пойдем, о, изведаем страстный экстаз

В глубине этой рощи безлюдной!»

«Матерь Божья, ужели спасения нет?

Чем я Господа Бога обидел?»

Так взмолился прелат, чтоб окончился бред,

И кольцо в письменах, роковой амулет,

Он на собственном пальце увидел.

Мигом вспомнил епископ о чарах кольца,

И, насколько позволила сила,

Он швырнул его в темную гладь озерца;

У монарха отхлынула кровь от лица —

Чернокнижная власть отступила.

Но воздвигнуть король повелел цитадель

Возле озера, видно, недаром:

Он живал там подолгу, — и помнят досель

О монархе, что в городе Экс-ля-Шапель

Не сумел воспротивиться чарам.

РОБЕРТ УИЛЬЯМ СЕРВИС >{24} (1874–1958)

Призраки

Призрак Ленина призраку Сталина рек:

«Айда ко мне в мавзолей!

В саркофаге хрустальном, мил человек,

Вдвоем оно веселей.

Пусть любуются люди нашей судьбой,

Пусть хотят быть как я, как ты.

Заходи, рябой: пусть на нас с тобой

Наглядятся до тошноты».

Но Сталин Ленину молвил в ответ:

«Тоже мне, вечно живой!

Осточертел за столько лет

Народу вождь восковой.

Но перемены приятны сердцам,

И скажу, обид не тая:

Мавзолей — не место двоим жильцам,

Только лишний — никак не я».

И Сталину Ленин сказал: «Лады!

Вселяйся в мою избу!

У людей пусть не будет большей нужды,

Чем увидеть тебя в гробу!

Пусть прах мой в землю теперь уйдет

(Замешкался я чересчур!),

А твой черед — зазывать народ

В наш музей восковых фигур».

КРИСТИАН МОРГЕНШТЕРН >{25} (1871–1914)

Из обращенного ко Христу

От Матфея 4:8

Смотрел с горы высокой Иисус

И рек — был мыслей ход Его таков:

«Весь мир Мне ляжет перстью под стопы,

Коль Я средь меньших меньшим стать решусь,

Коль стану сорняком средь сорняков,

Коль стану человеком средь толпы.

Зрю дом и пашню, женщину, дитя,

Добротворения высокий дар,

И жизнь, и смерть проходят предо Мной;