Век моды - [21]

Близкое знакомство с этим мастером пейзажной живописи в годы формирования моей личности повлияло на всю мою жизнь. С практической точки зрения это сформировало художественное чутье и научило мой карандаш легкости, что впоследствии стало моим большим достоинством. Мой набросок любого фасона мог выразить идею и пожелания лучше и быстрее, чем тысячи слов. Кажется, Наполеон справедливо заявлял, что черновой набросок намного полнее, чем словесное описание. А с этической точки зрения дружба с Коро, окрепшая в те воскресные часы в его студии, когда я больше слушал, чем рисовал, привила мне профессиональную честность и умение прислушиваться к совести.

Кто знает только его работы, не может понять щепетильности этого человека. Однажды он сказал одному из моих преподавателей: «Не столько природу я желаю писать, а в большей степени желаю отразить на холсте глубокие чувства, которые она внушает мне». А однажды он объяснил мне: «Мое дорогое дитя, превыше всего будь добросовестным. Имей моральные критерии. В написании пейзажа вы должны выразить душу природы на холсте точно так же, как душу изображаемого человека, как если бы пейзаж был портретом. Если ваш сюжет – гора, вы не должны довольствоваться, как делают многие художники, фотографированием при помощи кисти. Ваша рука должна быть такой же верной, а проникновение таким же глубоким, как будто вы переводите величие этой горы, как и ее очертания, в живопись».

Он всегда высказывал эти золотые правила живописи с простодушным видом, который замечательно соответствовал его трогательной простоте. Возможно, величайшая из его заповедей была воплощена в совет, данный одному молодому художнику. Тот представил ему свою работу, Коро посмотрел минуту и медленно произнес: «Дорогое дитя, это очень хорошо, в самом деле, очень хорошо. Но это просто живопись. Природа не нарисована. На этом рисунке видна ваша озабоченность сделать как полагается. Вы пишете, как вас учили. Вы должны писать сердцем, душой. Ваш мозг и глаза должны служить вашим чувствам и художественной совести».

Какой урок! Его надо золотом выгравировать на мраморе во всех художественных школах.

Чарльз Фредерик Ворт в 1890 году, Париж. Фото Надара

Коро научил меня знать и любить искусство, и в наши дни я окружен им во многих проявлениях, которые благодаря его доброму влиянию приносят радость мне и всем, кто переступает порог моего дома.

Пока я рос под руководством этого добрейшего человека, отец сталкивался с превратностями успеха. Клиентура, сложившаяся еще у Гажлена, последовала за ним, а при покровительстве Евгении и ее двора вскоре так заполнила магазин на рю де ла Пэ, что ему стало трудно находить время и место для выполнения заказов. Все это вызвало несказанную зависть у соперников. Некоторые принимали добродетельный вид и открыто заявляли, что оскорблены тем, что мужчина должен присутствовать на примерке, хотя женщины были более предусмотрительно одеты на примерку, чем на бал. Пуританские требования были беспрецедентными, потому что с времен Людовика XIV кутюрье и даже корсетники всегда были мужчинами. Женщины-портнихи вошли в моду только после того, как закончилось царствование этого монарха.

Вскоре появилась клеветническая статья, в которой во всех подробностях описывалась вновь созданная фирма по пошиву одежды, где мужчины всего города подсматривали за женщинами, а директор, молодой человек, принимал посетителей в греческой тюбетейке на голове и сидел, закинув ноги на каминную полку. Ничто не могло быть дальше от истины, потому что моя мать, застенчивая и консервативная женщина, всегда присутствовала в магазине, а сдержанность и строгое достоинство отца – он никогда не поддавался даже такому легкому нарушению этикета, как сигарета, – были хорошо известны. Несмотря на это, статья вызвала большой переполох, и бедная мать была вне себя. Юридически мы ничего не могли предпринять, так как автор опустил название фирмы, хотя и описал ее достаточно хорошо.

К счастью, одной из наших клиенток в то время была мадам де Жирарден[61], жена Эмиля де Жирардена, журналиста, и моей матери пришла в голову удачная мысль посоветоваться с ней.

Мадам Жирарден, очень болезненная и много времени проводившая дома, попросила моего отца заняться декорированием ее комнаты, в которой была вынуждена проводить бо́льшую часть своего времени. И Ворт сделал это с неизменным успехом. Естественно, что первая, к кому обратилась моя мать за советом, была женщина, доверявшая способностям ее мужа. Бросившись к мадам Жирарден в слезах, она рассказала всю историю и спросила, что можно сделать. Господин Жирарден, который присутствовал при этом отчаянном рассказе, ответил: «Дитя мое, не беспокойтесь. Они просто возносят вашего мужа на верх лестницы. Ничего не говорите, никаких ответов не посылайте. С этим ничего нельзя поделать. Просто оставьте все как есть и посмотрите, что случится».

И моя мать мудро решила подождать. И несколько дней спустя человек, написавший статью и по воле случая живший в том же доме, что и мы, но этажом выше, подошел к отцу и предложил ему заплатить тридцать тысяч франков за опровержение!