Век Филарета - [15]

— Что ж, в монастырь отсылает?           '   - .

-Редко. Он хоть строг, а сердцем мягок. Иному выговор сделает, иного пошлет поклоны земные класть или пеню наложит немалую, до пяти рублев, иного низведет на низшие должности... Недавно кум из лавры приехал, рассказал, как к владыке после службы подошел какой-то приезжий монах из дальнего монастыря с жалобаю, что кормят их черствым и заплесневелым хлебом, и показал кусок. Владыка взял кусок и стал есть. «А где ты родился? спрашивает монаха.— А кто родители?.. Отчего в монастырь постригся?..» Тот все рассказывает. «Да с чем же ты, отец, пришел ко мне?» — наконец спрашивает Платон. «Жаловаться на дурной хлеб.— «Где же он?» — «Да вы скушали его!» — «Ну и ты иди, твори такожде».

Посмеялись невольно духовные за столом, покрутили головами.

   Ас чего ж пошло упразднение епархии нашей? — полюбопытствовал отец Михаил.— Едва ли владыка Платон тому при­чиною.

    -Синод мудрит,— нехотя отвечал зять Сергей Матвеевич, единственный за столом бывший бритым и не в рясе, а в коричневом сюртуке,— Хотя дела так поворачиваются, что скоро и Синод по-московски говорить начнет.

   Про Василия никто не вспоминал. Он сидел в углу на твердой лавке в полудреме от тепла, сытной еды и силился ничего не пропустить из таких интересных разговоров. Дома в Коломне дед и отец обсуждали церковные дела наедине, выставив его за дверь.  А здесь он сидит со всеми за столом, как большой. Да он и есть большой!..

   Служанка тихо и незаметно убрала со стола пустые блюда и тарелки. Духовенство не имело права владеть крепостными душами и, но запрет этот обходили, покупая прислугу на имя знакомых Помещиков. На столе появились бутыли с наливками, рюмки синего и зеленого стекла, мед, варенья, сладкие пироги, белые фарфоровые чашки с синими рисунками цветов и трав.

   -Хорошо живете, отец Александр,— невольно порадовался старший Дроздов.

   - Не  жалуемся, благодарение Господу,— отозвался тот.— Пряники что ж забыли? Внуков надо побаловать... А что в консистории про новые указы слышно?

   Появившиеся из соседней комнаты внуки и внучки подходили и получали по печатному вяземскому прянику. Василий думал было пересидеть, но отец глянул строго — юноша встал и тоже подошёл к старику.

   Отец Александр пригнул его и поцеловал в лоб.

   -Вот вам архиерей будет! — объявил он.

  - Это почему же? — усмешливо поинтересовался диакон Фома.

— А потому что учен, а молчит себе да слушает, как мы с вами языки точим. Бери пряник, умница, и чай пей. А Мос­ква, известно, слухом полнится, молвою живет... Так что с указами?

  — В точности не помню, батюшка,— с усилием заговорил осоловевший консисторский,— про цветы вот. Высочайше повелено, что если кто желает иметь на окошках горшки с цветами, держали бы оныя по внутреннюю сторону окон, а ежели по наружную, то непременно чтоб были решетки. Другой указ — чтоб не носили жабо и не имели на физиономии бакенбард. Чтоб малолетние дети на улицу из домов не выпущаемы были без присмотру...

— Как это у государя на все времени достает...

— Еще указ, что вальс танцевать запрещается, башмаки не носить с лентами, иметь оныя с пряжками.

— Ты все про дворянские дела, а про духовных было что?

— Из недавних газет ничего не было.

— Да ведь и сколь уж дал нам государь,— вступил в разговор старший Дроздов.— Телесные наказания отменил, награды спе­циальные ввел. У нас в Коломне иные батюшки спят и видят, как бы наперсный крест особенный получить, а то и митру.

— Наш-то владыка был против,— тихо сказал отец Александр.— Полагает он, что митра есть часть только архиерейского облачения и честь ношения ее умалится, ежели надеть ее на голову любого .протопопа. Но государю виднее...

   Разговор еще долго тек с события на событие, с одного лица на другое, о скорых свадьбах племянницы отца Александра и старшей дочки отца Михаила, о том, что правильно отец Михаил везет сына в троицкую семинарию, о назначении на калужскую епархию какого-то Феофилакта, о странных предсказаниях по­лоумного монаха Авеля, а Василий то слушал, то на мгновение впадал в дрему... Нравилась ему Москва.

                                                            Глава 5

                                              ТРОИЦКАЯ СЕМИНАРИЯ

 

    В приемной ректора архимандрита Августина пришлось ждать долго.

Отец Михаил покорно сидел на лавке, положив руки на ко­лени, и изредка поднимал глаза на висевшую в углу небольшую Смоленскую икону Божией Матери с едва заметным огоньком лампады. Василий, кусая губы, то мерно расхаживал от входной двери до лавки, то пытался посидеть, примостившись рядом с отцом, но снова вскакивал и начинал топтаться по тесной комнате. Иго грызла обида.

    В Сергиев Посад добрались к вечеру. Переночевали у земляков, и поутру, оставив вещи, отправились в лавру. Для младшего Дроздова все виделось как бы продолжением московских чудес: высокие стены лавры, непохожие Друг на друга церкви, громада Успенского собора и дивная красота лаврской колокольни. Зашли в Троицкий собор, чугунный пол которого был устлан толстым слоем сена (иначе зимой было не выстоять службу). После литургии поклонились преподобному Сергию и, помолившись, отправились в семинарию.