Век Филарета - [14]

   Дедушка рассказывал такие интересные вещи, что не только Василий, но и отец слушал с увлечением о царском и патриаршем месте, о троне Владимира Мономаха и упокоившихся здесь первосвятителях российской церкви, начиная с митрополита Петра до митрополитов Ионы, Филиппа, Гермогена.

   Людей в храме не было видно, лишь возле дверей какой-то служка не спеша тер веником каменные плиты пола. Отец и дедушка свернули за толстый столп, и Василий не удержался — уселся на патриаршее место под невысоким сводом, опирающимся на витые столбики темного дерева.

— Зря примериваешься, юноша,— с улыбкою и совсем не строго сказал вдруг вышедший из-за столпа Александр Афанасьснич.— Государь Петр Алексеевич патриаршество на Руси отме­нил. Теперь у нас Синод.

   Василий мгновенно покраснел от стыда, но отец был задумчив и не сделал ему выговора за глупую шалость.

   В алтаре они увидели величайшие святыни: Ризу Господню, привезённую в Москву послами персидского шаха, Гвоздь Гос­подень, доставленный из Грузии, часть Ризы Пресвятыя  Богоро­дицы. Только крестились благоговейно Дроздовы и радовались, что сподобились такого счастия.

—...Сия дарохранительница из червоннаго золота — дар светлейшего князя Потемкина-Таврического... В сем ларце покоятся государственные акты о престолонаследии...— Дедушка Александр неожиданно весело посмотрел на своих спутников.— А вот вам, говоря латинской поговоркою, поп multa, sed multum, что означает:  не много, но многое!

   Таким знатокам латыни, как Дроздовы, перевод не был нужен. Они вопрошающе взирали на небольшой сосуд из темного камня, который бережно держал старый соборный ключарь.

Сосуд сей из яшмы с финифтяной змейкой, символом вечности,  по меркам земной жизни почти вечен, ибо служил еще Августу Кесарю, от которого перешел к византийским императорам , а от них попал к Владимиру Мономаху, Подлинно пыль веков впитала эта чаша…Подержи, Васенька, подержи. Август, Рим, ещё Господь не сошел на землю, и он, Василий Дроздов, держит в руках это немое свидетельство протекших веков. Значит, и сам он также часть не только огромного Божиего мира. Но и пёстрой всемирной истории... Собор преподал ему ошеломляющие открытия, которые предстояло обдумывать и постигать во всей полноте.

   Подойдя к патриаршей ризнице, все трое почувствовали усталость и решили отложить ее осмотр на потом.

   Отошли от ризницы и невольно подняли глаза на стройную громаду колокольни Ивана Великого. Будто рослый богатырь в золотом шлеме стоял посреди древнего городища, зорко оглядывая, не идет ли откуда враг.

   -Красота-то какая, Господи! — выдохнул отец.

  -Батюшка, пойдемте колокольню посмотрим! — И устал, и голова гудела, и ледяной ветер с реки разгулялся, но невозможно было отойти просто так от очередного чуда.

   -Ты, Васенька, иди-ко сам, скажешь там, что я позволил,— решил дело дедушка Александр.— А мы с твоим батюшкою отправимся перекусить. Наморозишься — беги скорей в дом.

    Квартира соборного ключаря располагалась в покоях старого  Патриаршего двора позади Успенского собора.

   Сам не понимал, отчего вдруг ушла усталость. Ноги несли его все выше, все дальше по высоким потертым белым ступеням внутренней лестницы, шедшей внутри пятиметровой толщи сте­ны. Так же ходил царь Иоанн Васильевич Грозный, едва не задевая скуфейкой чернеца за своды.

   Торопясь и поскальзываясь, он обошел первый ярус, протис­киваясь мимо громадных колоколов, каждый из которых был больше их самого большого соборного. На второй ярус вела уже витая металлическая лестница. Тут оказалось попросторнее, но тянуло дальше. Третий ярус ошеломил тем, что огромный город отсюда виделся сжавшимся вдвое.

    Далеко внизу медленно тащилось множество саней, редкие кареты на полозьях. Хорошо было видно пеструю толпу на Крас­ной площади, где снега будто и не было, а вдали на самом краю горизонта пустыри, рощи, укрытые снегом, какой-то дворец крас­ного камня, поближе — невиданная сизая громада с остроуголь­ной башней. Да это Сухарева башня!

   За несколько минут он продрог до костей и с сожалением должен был уйти, не разглядев всего. Но, проходя мимо первого яруса, не выдержал, вышел на обзорную площадку с балюстрадой и, протаптывая тропинку в нанесенных сугробах, смотрел и смот­рел на дома, церкви и дворянские особняки Замоскворечья, близ­кие Ильинку и Варварку внутри стен Китай-города, совсем близ­кие Охотный ряд и сказочный белокаменный дворец против са­мого Кремля, на удивительный собор Василия Блаженного, де­сятки церквей и соборов Кремля...

«Летом бы сюда приехать»,— думал Василий, стуча зубами от холода.

    В квартире дедушки, состоявшей из нескольких маленьких, квадратных и вытянутых,

комнаток с низкими сводчатыми по­толками и крохотными окнами, его заждались. Бабушка, тетки и дядья, которых еще недавно он не знал, наперебой потчевали всем, что стояло на столе, а потом вернулись к своим разго­ворам.

— Преосвященный Платон строг, верно. Когда служит в Чудовом или в Большом соборе, никто не отважится разговаривать. Уж на что знатные дворянки есть, а ни одна не принимает благословение владыки или антидор в перчатках. Ежели увидал какого духовного на улице пьяным, никогда не спустит,— рассказывал старшему Дроздову второй сын дедушки Александра, диакон Фома.