Вечный огонь Ленинграда. Записки журналиста - [10]

До этого частенько мы видели его на заседаниях в горкоме партии, на общегородских совещаниях и торжественных вечерах — всегда подтянутого, жизнерадостного. Охотно бывал он и у нас — на пленумах обкома и горкома ВЛКСМ, собраниях актива, комсомольских конференциях. Большевик с 1917 года, участник гражданской войны, герой революционных боев в Испании — он представлялся нам, молодым людям, воплощением лучших качеств советского военачальника. Комсомольский актив его любил: он никогда не отказывал в наших просьбах, охотно выделял своих помощников, генералов и офицеров, для проведения встреч с молодежью, тактических учений, соревнований военно-прикладного характера.

К комсомольским работникам Кирилл Афанасьевич относился как-то особенно тепло, по-отечески. «Ну, комсомолята, как дела?!» — с этого шутливого возгласа начинались обычно наши встречи с этим отзывчивым и доброжелательным человеком, неизменно ровным в отношениях с товарищами, независимо от их партийного и служебного положения. Тяга к молодежи, потребность в живой связи с комсомолом сохранилась у К. А. Мерецкова до конца его жизни. Последняя моя встреча с ним произошла в 1949 году на Московской областной конференции ВЛКСМ, где он присутствовал в качестве почетного делегата от комсомольцев столичного военного округа, которым тогда командовал.

Приезд К. А. Мерецкова в Ленинград в первый день войны обрадовал комсомольских работников, когда мы узнали об этом перед совещанием в обкоме. Мы уж было подумали, не возглавит ли он опять войска округа. Но он провел у нас всего сутки: 23 июня его отозвали в Москву. Но и за это короткое время он успел сделать немало.

В городе каждый день звучал сигнал воздушной тревоги, иногда по нескольку раз. Однако к Ленинграду ни одному вражескому самолету прорваться пока не удавалось. 24 июня попыталась совершить массированный налет группа финских самолетов, но была вовремя замечена и рассеяна. А на следующее утро был нанесен упреждающий удар советской авиации по аэродромам на территории Финляндии. В нем одновременно участвовало почти пятьсот самолетов — бомбардировщиков и истребителей — не только ВВС фронта, но и Балтийского и Северного флотов. Наши летчики разгромили при этом восемнадцать аэродромов и уничтожили более сорока боевых машин. Эти потери надолго охладили пыл противника.

Военно-воздушными силами фронта командовал генерал А. А. Новиков. О нем и прежде шла добрая молва, как о талантливом и образованном человеке, требовательном и волевом командире. Теперь приятно было узнать, что ВВС оказались на высоте и в боевой обстановке: идея массированного нападения на финские аэродромы принадлежала Новикову и его штабу. Да и вообще надо отдать ему должное: Александр Александрович много сделал для успеха противовоздушной обороны Ленинграда. Он хорошо разбирался в обстановке, горячо поддерживал все новое, что рождалось в ходе боев.

В начале войны, когда фашистская авиация превосходила вашу и по количеству машин и по боевым качествам некоторых из них — в скорости и вооружении, мы могли противопоставить врагу лишь более искусную тактику боя, мужество и отвагу наших летчиков.

В последних числах июня младшие лейтенанты Петр Харитонов, Степан Здоровцев и Михаил Жуков, прикрывая Ленинград, один за другим применили воздушный таран, сбив своими «ястребками» тяжелые бомбардировщики Ю-88. За это они первыми с начала Великой Отечественной войны были удостоены звания Героя Советского Союза. Указ о награждении и портреты воздушных асов были опубликованы на первых полосах газет, начиная с «Правды». Вся страна восхищалась подвигом героев.

Все трое были комсомольцами (С. Здоровцев только что вступил в кандидаты партии). Их пример воодушевлял молодежь, учил самоотверженно, не щадя собственной жизни, защищать родной город. «Смена» посвятила этому подвигу целую страницу.

«…Из черной гитлеровской стаи мне довелось сбить три самолета, — писал Степан Здоровцев в письме, опубликованном в «Смене», — и теперь в самые счастливые минуты моей жизни, когда Родина удостоила меня высшей награды, мне хочется сказать: радостно идти в бой и уничтожить врага, ненавистного всему человечеству. Не будет ему пощады!»

После войны выяснилось, что это были не первые тараны советских летчиков. Но тогда воздушные тараны под Ленинградом имели особенно глубокий смысл: отныне фашистские летчики знали, что каждая попытка бомбить город сопряжена со смертельным риском. Поэтому Военный совет Северного фронта и придал такое значение первым таранам под городом. Как только А. А. Жданову доложили о подвиге трех летчиков, он тут же позвонил Верховному Главнокомандующему И. В. Сталину, и тот поддержал представление о их награждении.

Александр Твардовский писал тогда:

И сколько еще себя в схватках лихих

Покажут советские люди!

Мы многих прославим, но этих троих

Уже никогда не забудем.

После войны Главный маршал авиации, дважды Герой Советского Союза профессор А. А. Новиков в своей книге «В небе Ленинграда» писал: «Воздушный таран — это не только молниеносный расчет, исключительная храбрость и самообладание. Таран в небе — это прежде всего готовность к самопожертвованию, последнее испытание на верность своему народу, своим идеалам».