Вечный двигатель - [3]

Назар объяснил. Долго объяснял и путано. И не удивительно. Самый лучший ученый не только тех лет, но и сегодня не смог бы толково объяснить, отчего колесо у Назара все же крутилось. Николай Евгеньевич выслушал, однако, внимательно.

— Сколько сил, дорогой, вы убили, сколько времени потеряли! Ведь вечный двигатель невозможен. Законы природы не позволяют.

— Да вы бы взглянули, ваша честь! Работает он у меня.

— Верю, что механикус, как говорили наши предки, вы искусный. Может быть, благодаря какой-либо хитрой передаче, ваше колесо крутит ветер, может, подземный ручей под ним протекает и приводит его в движение. Однако это еще не вечный двигатель. Перед законами природы человек, увы, бессилен. Жаль, время у меня ограничено. А впрочем, мы вот что сделаем. У меня сейчас как раз лекция о законе сохранения энергии. Посидите, послушайте, — и ввел деревенского мужика в сапогах и с бородой в «благородное собрание», к студентам в аудиторию.

Дед рассказывал, что очень увлекательно и понятно говорил Николай Евгеньевич. Доказывал, что энергия не может появиться «из ничего» и исчезнуть бесследно, что она, как и материя, неуничтожима. А под конец добавил:

— И однако до сих пор существуют изобретатели вечного двигателя. Рождаются самые хитроумные конструкции — конечно, ни одна из них не действовала, не действует и не будет действовать. Рождает их дремучее невежество, пренебрежение к азам научных знаний. Вот и сейчас среди нас находится один из таких изобретателей, человек, несомненно, неглупый, талантливый, трагедия которого заключается в том, что…

Назар не дослушал. И стыдно ему стало, будто его голышом на обозрение выставили, и горько, и злоба его обуяла. Встал он и пошел прочь. Ладно, думает, все равно не поддамся, прошение на высочайшее имя пошлю, а своего добьюсь. Уходя, оглянулся и во весь голос гаркнул, как Галилей, о котором, скорее всего, и не слыхивал:

— А все же колесо-то мое вертится!

Так, несолоно хлебавши, и вернулся домой. Злой, голодный, весь в пыли, даже в избу не заглянул, а сразу в овраг, к своему двигателю. Выдернул чеку, сел там и просидел до темноты. Там душой и отошел. Крутится колесо, поскрипывает, жерновки шуршат… Потом остановил колесо и пошел домой. Всю ночь сидел, сочинял письмо на высочайшее имя. Сколько бумаги извел. Наш волостной писарь потом помог ему довести до ума это сочинение. Черновики я сам видел, да затерялись они где-то. Отрывочно помню. Что-то там было такое: припадая к стопам… ревнуя о славе Отечества… не откажи, государь, послать знающих людей…

Отправил он это прошение, ждал, ждал ответа — больше года ждал. И дождался. Въезжает в деревню губернский чиновник на тройке.

— По высочайшему повелению требую Назара Власова!

В дом к Назару полдеревни ввалилось. Передал Назару чиновник высочайшую награду — медаль, которыми в те времена за усердие награждали дворников. Назар взглянул — и руки у него опустились.

— Ваше благородие, а разве мой вечный двигатель не велено вам осмотреть?

— Бери, Власов, медаль да благодари за монаршую милость, а мне с тобой некогда лясы точить, — с тем и уехал губернский чиновник.

Плюнул Назар, выругался да и привесил эту бляху на шею своей собачонке Жучке. Крепко озлился мужик! Ну, тут уж ему долго ждать не пришлось. На той же неделе арестовали его «за надругательство над царской наградой» и увезли в губернию, Домой он не вернулся — угодил на фронт. Там и сгинул без весточки.

В войну, да в гражданскую, сам знаешь, крепко оскудела деревня. Дожили до того, что молоть стало нечего, да и негде. Флегонт Филимонов поджег свою мельницу, чтоб большевикам не досталась, и скрылся. Начали в деревне молоть зерно на ручных жерновах. Не так уж и много его было, перебивались. Тут моя бабушка и вспомнила о вечном двигателе Назара. Пошла как-то в его сруб да и выдернула чеку. И завертелось колесо, жернова закрутились. Почихала бабка — пыли там накопилось порядочно — и засыпала лукошко зерна. Ничего, исправно смололи. Прознали об этом бабы — мужиков-то, почитай, не осталось — и пошли к ней со своим зерном. И ей за помол — по пригоршне муки: невелик прибыток, а жить можно.

И никто не дивился, никто не задумывался, что мелет муку с помощью первого на земле вечного двигателя. Добром поминали Назара за хитрую выдумку, жалели, что не поставил он настоящие жернова, как у Флегонта. Была бы, мол, тогда в деревне настоящая мельница.

Прискакал как-то в деревню красный командир с партизанским отрядом, — губернский город колчаковцы заняли, так красные по глухим заимкам хоронились. Узнал про бабушкину мельницу. Смели, говорит, и нам зерно. У них, правда, не лукошки были, а мешки. Однако хоть и тоненькой струйкой, но бежала мука и день, и ночь. Командир сам просидел весь день у Назарова колеса.

— Что-то не пойму, как оно действует, — говорит. — Запруды в ручейке нет, и не ветряк это, а мотора здесь и поставить негде.

— Вечным двигателем муженек называл это колесо, — объяснила бабка. — Вроде ему ни воды, ни ветра не надо, крутится само собой без остановки.

Хмыкнул командир, однако осмотрел колесо внимательно.

— Ничего, — заключил, — не пойму. Тут профессора надо. Вот погоди, расколошматим буржуев, сам из Москвы ученых привезу.