Вечные поиски - [4]

Внутри кухня полнилась набором свисающих луковиц и подпрыгивающими головами женщин – наибольшей части населения дома. В их числе жена Сервантеса, донья Каталина, и его сестра Андреа. Исабель, дочь Сервантеса, незаконнорожденный плод связи с давным-давно исчезнувшей трагической актрисой, усердно размешивала похлебку в котле над огнем. Сильная молодая женщина с лоснящейся кожей, больше всего похожая на свирепую деревянную русалку, украшающую нос торгового корабля. От ее плеч, груди и бедер исходила чувственная сила. Со всеми, кто уступал ей в самоуверенности, она обходилась как с низшими. И смотрела с пугающим любопытством на всех, кто не был наделен ее заманчивым телосложением. Из чего следовало, что она всегда была готова затеять свару.

– Похлебка слишком густая! Такое количество муки и ослу спину сломает! – заявила она, усердно мешая в закопченном котле.

– Так помешай и добавь воды, – сказала Андреа, угрюмая, не терпящая свою побочную племянницу.

– Может, мне и тебе так же услужить? – сказала Исабель, мешая еще усерднее.

– Ты о чем? – сказала Андреа воинственным тоном.

– А о том, – сказала Исабель, победоносным движением завершая размешивание, – что в грязи жизни нет, пока ее не размешать.

Андреа вскочила на ноги и в фонтане бешенства быстро зашагала к двери.

– Ну вот, – сказала Исабель, – ты и доказала, что я верно говорю.

В этот-то миг Педро и открыл дверь снаружи. И первой увидел Андреа, чья высокая несгибаемая фигура и светлые глаза, сверкающие злобой, представились ему громоотводом, в который сию секунду ударила молния.

Педро не так уж редко наталкивался на яростный прием, когда возвращался к себе домой. В таких случаях в его распоряжении было несколько способов обороны. Во-первых, пустить в ход самую густопсовую лесть, будто поэт, ошалевший от буколических виршей; и после того, как он назвал свою жену «великолепной Герой небес», а многочисленных дочерей – «сестрами Афродиты», и, преклоня колени на земляком полу, целовал черную бахрому жениной шали, в дом возвращалась гармония. Вторым оборонительным приемом было оправдать свое долгое отсутствие, или невнимание, или еще что-нибудь, вменявшееся ему в вину, разыграв притворное негодование. «Вы же не можете не видеть, до чего я измучен, до чего перегружен обязанностями и ответственностью моего положения и как угнетает мою душу подобная неблагодарность моих чад и домочадцев!» Это оборонительная тактика по большей части оказывалась неэффективной, обычно приводя к долгим жутким ссорам, и завершалась приливом отчаяния, полностью затоплявшим его природную бодрость.

Третий оборонительный прием требовал тут же уйти и провести ночь в компании друга-браконьера, который, расставив силки на птиц, располагался вздремнуть под звездами и рассуждал о философии. Сомнительный способ, так как, вернувшись домой в бледной томности рассвета, он должен был терпеть неумолимое молчание жены и дочерей иной раз по нескольку дней.

Быстро прикинув все эти варианты, он решил, что и тут предпочтителен первый прием, особенно потому, что у него были в запасе силы, подогретые позвякиванием монет в мешочке и приятными новостями, полученными от Роблса.

Он отвесил живописный поклон и быстро выпрямился.

– Богиня, красавица, ты дар небес! – Гнев Андреа был всепожирающ, но нем. – Как мне, – продолжал он, – превознести твои высокие достоинства? Как мне… – Но на этом все и кончилось, так как его новообретенная богиня быстро шагнула вперед, отвесила ему сильную пощечину и покинула комнату.

Педро, чьи хитрости никогда еще не терпели таких быстрых неудач, мог только поприжать нарастающий жар щеки и проковылять на кухню.

Исабель засмеялась, но остальные женщины сочли, что пощечина была, конечно, чем-то заслужена, тут же нашли причины рассердиться на него и немедленно признали его виновным.

– Что приводит такого бездельника в этот дом? – вопросила донья Каталина, кисло дергая свое шитье.

Педро уже открыл рот, чтобы восславить ее красоту и щедрость, но тут Констанца, дочь Андреа, властно спросила:

– Ты принес деньги?

Хотя Педро знал, что деньги естественно и неизбежно перейдут из рук автора в руки его домашних, он почувствовал, что долг повелевает ему солгать.

– Нет, – ответил он, но затем поспешно обратился к донье Каталине: – Я принес добрую весть, и раз ваш супруг имеет обыкновение работать всю ночь напролет, то я подумал, что будет хорошо пробудить его этой вестью и миской преславной похлебки этого дома.

– Может, ты мог бы уговорить его, – сказала Констанца, – найти почтенное занятие, а не марать бумагу и распевать солдатские песни по ночам.

Педро часто дивился тому, что знает Сервантеса лучше, чем собственная его семья. Попросить его перестать писать и вернуться к тому или иному подвертывающемуся под руку занятию? А почему бы не попросить рыбу летать? Однако настроение в кухне было грозовым, и он кивнул, улыбнулся и протянул Исабели миску, чтобы она плеснула туда похлебки. Она ограничилась свирепым взглядом и тотчас вернула ему миску. Она уже нашла закуску для новой перепалки.

– Так ты думаешь, – сказала она Констанце, – что у моего отца (с особым нажимом) нет чести? Разве он не должен избирать то занятие, которое наиболее подходит для него и его служения Богу?