Вечерня - [15]

И сказал продающим голубей: „возьмите это отсюда, и дома Отца Моего не делайте домом торговли!“

Отец Майкл Берни делает дом Отца Нашего домом торговли!

Все мы хорошо знаем наши обязанности перед Господом, мы хорошо знаем, что пять процентов наших годовых доходов следует отдавать церкви, делая еженедельные пожертвования. Но мы не хотим превращаться в паству счетоводов. Пусть отец Майкл еще и еще раз пересчитает пожертвования, а потом сосчитает и свои молитвы. Благородный слуга Господень должен извиниться с амвона за обвинения в обкрадывании…»

— Обратите внимание на последнюю строку, — сказал Хейз.

«…обкрадывании Господа! Гордыня предшествует разрушению, а высокомерный дух — падению.

Ваш во Христе, Артур Л. Фарнс».

— Да… — протянул Карелла, возвращая письмо.

— Догадываюсь, что сумасшествие вы исключаете сразу же, кто же станет писать такое письмо-обращение ко всей пастве, чтобы потом взять и прикончить кого-то. Но предположим…

— Угу.

— …предположим, этот малый действительно сошел с ума и ухлопал священника. По-моему, это какой-то чертовски злой тип. Я не католик, поэтому я не…

— Я тоже, — сказал Карелла. Он считал себя падшим католиком; его мать говорила: «Как тебе не стыдно!»

— …я не знаю, как далеко можно зайти, если начать катить бочку на священника, назначенного в ваш приход, если он на самом деле вам назначен, — вот чего я не знаю.

— Я тоже.

— Ну, допустим, его прислали и, допустим, вам не понравилось, как он выговаривает вам за ваши долги…

— Вашу десятину.

— Один черт. Тогда вы пишете письмо… для чего? Чтобы отозвать его? Так это делается в католической церкви? Отозвать священника, который не ужился с паствой?

— Честное слово, не знаю.

— И я тоже.

— Или же вы пишете ему предупреждение о том, что, если он не прекратит своих нападок, вы опрокинете его столики? Хочу заметить, Стив, что многое в этом письме звучит как предупреждение.

— С чего ты это взял?

— А вам не кажется, что упоминание о менялах в храме похоже на предостережение?

— Нет.

— Разве?

— В самом деле, не кажется. В чем еще ты видишь предостережение?

— В чем? О'кей, где еще? Например, что вы скажете об этом месте? Так-так-так… вот. «Пусть… сосчитает свои молитвы…» Разве не похоже на угрозу?

— Нет.

— Заставить человека считать свои молитвы? По-вашему, это — не угроза? Пусть сосчитает свои молитвы, пока не поздно!

— А где он говорит это?

— Что «это»?

— «Пока не поздно»?

— Этого нет. Я экстраполирую его мысль.

— А что значит — «экстраполировать»?

— Это значит — делать вывод из того, что уже известно.

— Откуда ты это знаешь?

— Случайно.

— На мой взгляд, если человека просят сосчитать свои молитвы, это вовсе не обязательно должно означать предупреждение.

— Ладно, а вот тут? «Благородный слуга Господень должен извиниться с амвона за обвинения в обкрадывании Господа!» Иначе… Так?

— Где говорится «иначе»?

— Вот здесь. «Гордыня предшествует разрушению, а высокомерный дух — падению!»

— Это не значит «иначе».

— Это кодовое обозначение для «иначе». Послушайте, вы не хотите побеседовать с этим малым; тогда мы не пойдем к нему, так что забудем об этом! Я только думал…

— Похоже, он очень набожный человек, вот и все, — сказал Карелла. — Такие люди везде есть.

«Как мой отец, — подумал Хейз, но вслух не сказал. — Он и Коттоном меня назвал в честь священника-пуританина».

— Если хотите знать, — сказал он, — в этом мире полным-полно набожных людей, которые не совсем в уме. И кое-кто из них может броситься с ножом на человека. Я не говорю, что Артур Л. Фарнс, этот пижон, и есть тот чокнутый, который прикончил священника, но я полагаю, что, когда вы получаете такое письмо, — тут может пахнуть смертельной угрозой, вот что я говорю! И мы будем очень тупыми копами, если прямо сейчас не постучим в дверь этого малого, это мы должны сделать.

— Согласен с тобой, — ответил Карелла.

* * *

Скайлеру Лютерсону хотелось узнать, кто из его учеников намалевал распылителем перевернутую пентаграмму на воротах Святой Екатерины.

— Потому что, видите ли, — говорил он, — я не хочу, чтобы здесь появились полицейские.

Его настоящее имя вовсе не Скайлер Лютерсон. Его имя — Самуэль Лидс — вообще-то достаточно приятное, может, за исключением того, что «Самуэль» похоже на имя пророка из Ветхого Завета (меньше всего на свете хотел бы он этого сходства), а «Лидс» созвучно названию индустриального города на севере Англии. Его пра-пра-прадедушка в самом деле торговал в Лидсе скобяными изделиями до того, как перебрался в Америку, но это была история древнего мира, а Скайлер решил отметиться в новой истории более причудливо.

Он выбрал себе имя «Скайлер» не потому, что оно по-голландски означало «ученый» или даже «мудрый человек» (на самом деле он совершенно не знал голландского), а потому, что оно звучало как «небо»,[12] как небеса над головой или царство Бога, из которого однажды выпал ангел. Разве не сам сатана был бесцеремонно изгнан с небес, сброшен с верхней стратосферы в огненные глубочайшие глубины? А разве сатана не известен в то же время как Люцифер, чье имя Самуэль Лидс не мог присвоить из скромности поклонника, но мог повторить хотя бы аллитеративно…