Вдребезги - [29]

— Ты что-нибудь потеряла?

Резко оборачиваюсь и замираю, глядя в карие глаза Мирзы. Слезы бессилия закипают, жгут веки, из горла рвется крик. И чтобы не закричать на весь дом, как безумная, я впиваюсь в губу зубами.

— Бумагу. Я искала бумагу, чтобы Дамир мог порисовать.

Конечно, Мирза не верит ни единому моему слову. Лишь усмехается уголками губ и указывает взглядом на выход. Больше мы не говорим о том, что случилось. И это хорошо, ведь я совсем не уверена, что мне хватит сил врать ему и дальше. Я наблюдаю за скачущим на лошади сыном и понимаю, что, вероятно, теперь именно эта жизнь и есть моя реальность, с которой мне придется смириться. А ведь все могло быть по-другому. Поведи я себя иначе, тогда, в самом начале, все могло бы сложиться иначе. Воронка памяти закручивается и возвращает меня в те дни, о которых я стараюсь не вспоминать.

— Это всего лишь на две недели, — говорит Гурам, закрывая замок на сумке. У него впереди очередные соревнования. А я… я, хоть и привыкла к тому, что время от времени он уезжает, на этот раз так сильно боюсь остаться одна, что никак не могу заставить себя отцепиться от мужа.

— Может, ты не поедешь?

— Ну, что за глупости, Олесь?

Да! Конечно… Ему это кажется глупостью, что и немудрено. Ведь мой муж не знает, что только его присутствие рядом удерживает меня от… другого мужчины, чувства к которому возникли вдруг, будто ниоткуда, и захватывают меня все сильней. И я не справляюсь с этим наваждением. Мне все труднее удерживать дистанцию между нами и игнорировать попытки Тимура сблизиться… Если еще и Гурам развяжет мне руки своим отъездом — понятия не имею, куда меня это всё заведет. Точнее, куда, понятно. А дальше что? Я совершенно не готова к переменам. Мне так страшно… Так нереально страшно! Я не хочу впускать что-то новое в свою устаканившуюся жизнь. Я боюсь этого, пожалуй, так же сильно, как и собственных чувств, которых не знала прежде.

— Ну, что такое? У тебя опять месячные? Странная ты какая-то.

— Да, месячные. Извини, что-то я на взводе.

— Тебе пора перестать зацикливаться.

Молча киваю головой, хотя… Не знаю, прямо сейчас мне хочется врезать ему за толстокожесть. Я еще никогда не была такой ранимой, как сейчас. Иду в кухню, делаю себе чай. До вечерних тренировок, которые следуют одна за другой, еще есть время. Но если я не потороплюсь, то опоздаю. Гураму и в голову не приходит предложить меня подбросить. И если раньше я воспринимала это как должное, то теперь… Теперь я думаю, а как бы поступил на его месте Тимур? И почему-то мне кажется, он бы точно не позволил мне толкаться в маршрутке.

Провожаю мужа и с тяжелым сердцем еду на работу. На душе так плохо, что если не дать этому выход, меня просто-напросто разорвет. Поэтому я убиваюсь на тренировке, хотя обычно стараюсь особенно не усердствовать. Мое дело — показать элемент и проследить, чтобы ученицы повторили его правильно. Но не сейчас… Сейчас я работаю наравне со всеми и даже больше. Игнорируя тянущую боль в животе. Девочки пыхтят, обливаются потом и просят пощады. Я же из последних сил улыбаюсь и подстегиваю их работать над собой усерднее, ведь на носу весна и пляжный сезон, к которому не мешало бы привести себя в форму. Когда девочки расходятся, я чувствую себя так, будто по мне проехал каток. Из душа выползаю. Возвращаюсь, чтобы закрыть студию, старательно игнорируя зарождающееся в душе разочарование. Так глупо… наверное, я все же надеялась на то, что увижу Тимура. Не знаю, в какой момент это желание вышло на первый план и отодвинуло все другие. Едва переставляя ноги от усталости, шаркаю к лифтам.

— Выглядишь, как после хорошей драки.

Облизываю губы и медленно оборачиваюсь.

— Где-то так я себя и чувствую.

Тимур такой красивый в этом очередном своем супермодном костюме. Сердце подпрыгивает куда-то к горлу и мешает вдохнуть.

— Хреново. Я хотел тебя куда-нибудь пригласить.

— Ничего не выйдет. Я жутко устала, и у меня месячные. Что? Почему ты так смотришь?

— Да вот… Думаю, когда тебе надоест сводить все к банальному перепихону.

Ком в горле достигает поистине гигантских размеров. Я делаю судорожные попытки сглотнуть, но ничего не выходит. Низ живота скручивает болезненный спазм. Я отворачиваюсь к лифту, но в ту же секунду Тимур подходит ко мне вплотную и кладет руку чуть ниже резинки на моих спортивных штанах.

— Болит?

С шумом втягиваю носом воздух. И медленно киваю. От заботы Тимура в который раз мне хочется плакать. Он какой-то нереальный… этот мужчина. Разве такие бывают?

— Кажется, я знаю, что тебе нужно. Пойдем.

— Тимур, я правда еле переставляю ноги.

— А тебе не придется ими двигать. Просто доверься мне.

Я тяжело вздыхаю и послушно плетусь за ним в лифт. Это все так неправильно! Мне самой от себя тошно. Я просто хотела использовать его, но в какой-то момент все пошло не по плану. Что говорить? Это в принципе был идиотский план!

Мы едем вниз, но не на первый этаж, а на третий.

— Кинотеатр? — удивленно вскидываю брови. — Ты привел меня в кинотеатр?

— Это не простой кинотеатр. Подожди меня здесь…

Когда мы заходим в зал, сеанс уже начался. На большом экране идет очередная серия нескончаемых Звездных войн. Но мое внимание привлекает не это, а то, что вместо обычных кресел здесь установлены самые настоящие диваны. Что ж… Теперь я понимаю, почему в руках у Тимура — свернутый плед.