Вдовцы - [17]

— Ладно. Убегаю. До вечера, Серджо.

Сейчас самым срочным было обезопасить себя со стороны Мерлена. Он-то знал. Он — единственный, кто держит в руках все нити. И ему нет никакого резона, сохраняя молчание, становиться соучастником преступления. Но что сделать, чтобы помешать ему говорить? Я видел только одну возможность — сказать ему почти всю правду… «Моя жена работала у Мериля манекенщицей… Она часто встречалась с ним на его вилле, где помогала готовить новую коллекцию нижнего белья… Она скрывала от меня свои поездки, зная, что мне это не очень-то придется по душе. Мы с вами ошибочно толковали обстоятельства по их видимости, а они имели совсем иной смысл» — и так далее. Казаться совершенно искренним человеком, у которого отлегло от души. Что касается преступления, то оно — простое совпадение. Конечно же, достойное сожаления. Я первый, кто оплакивает исчезновение этого бедняги Мериля, так как моя жена занимала у него очень неплохое положение. Станет ли еще другой хозяин использовать ее услуги манекенщицы?..

Я прекрасно вижу предстоящую сцену у Мерлена и в метро, по дороге к нему, заканчиваю ее отработку: мимика, интонации — все! Мне необходимо произвести хорошее впечатление на Мерлена, который, похоже, не очень-то спешит идти в полицию исповедоваться. Короче говоря, достаточно снять груз с его совести!

Мерлен принял меня безотлагательно. Мне показалось, что он весьма далек от озабоченности, досады и, напротив, старается обуздать какую-то лукавую радость. Указав мне на стул, он приступил к атаке:

— Газеты читали?

Наступил момент влезть в шкуру моего персонажа. Я старался играть свою роль как можно достовернее. Всего одна нотка жалости по отношению к Мерилю, ненавязчиво… Зато я подчеркнуто настаивал на таком деликатном моменте.

— Ваш агент оказался на высоте положения… Мы толковали его информацию в одном-единственном смысле, какой она вроде бы подсказывала… И если ошибались, то, право, он тут уже ни при чем.

Однако чем больше я говорил, тем меньше ощущал реакцию Мерлена. Он был плохим зрителем и от меня ускользал. Он смотрел на меня тяжелым взглядом, в котором мелькала ирония.

— Ладно, ладно, — наконец произнес он. — Рад узнать, что в вашем доме снова воцарился мир.

Открыв ящик письменного стола, он извлек оттуда трубку и стал ее набивать, стараясь не рассыпать ни крошки табака.

— Я чуть было не счел, — продолжил он, — виновным вас… Да и вы сами, полагаю, должно быть, пережили несколько тревожных моментов… Кстати, с понедельника у меня появились сведения, которые я вам задолжал. Я узнал, что голубая малолитражка принадлежала Жан-Мишелю Мерилю. Он раскурил трубку короткими затяжками заядлого курильщика.

— И заодно узнал, — продолжал он, — нечто такое, что отводило от вас подозрения, в каком-то смысле, априори… Наблюдая за мной, он не мог удержаться от улыбки.

— А именно?

Я был слишком взволнован, чтобы сохранять спокойствие, как мне было положено по роли.

— Мериль питал пристрастие к мужскому полу. До меня дошло не сразу. Как это может отвести подозрения от меня? Но потом у меня открылись глаза.

— Вы в этом уверены?

— Абсолютно. Естественно, я не укажу вам источники, но это доподлинно известно. Могу вам даже сказать, что несколько лет назад он был замешан в одном из так называемых «типично парижских» скандальчиков, которые спешат замять. С тех пор он больше не давал повода для пересудов, но тем не менее!… Так что не думайте, будто полиции это неизвестно, и в данный момент она должна направить поиски преступника по надлежащему руслу. Поверьте, я сожалею, что не был информирован обо всем этом раньше. Тогда бы вы не сомневались относительно верности своей супруги.

Мне хотелось и смеяться, и плакать. Это было глупо, глупо, чудовищно глупо!

— Вот вы и окончательно успокоились, не правда ли?.. Все хорошо, что хорошо кончается. Теперь вы понимаете: нельзя горячиться, располагая одними только подозрениями… В следующий раз, дорогой мсье, ведите себя благоразумнее… осмотрительнее. Впрочем, следующего раза не будет. Я полез было в карман, чтобы расплатиться. Мерлен остановил меня.

— Нет. Аванса оказалось достаточно. Я и сам ужасно рад, что разделался с этим так быстро.

Совершенно очевидно, что дело Мериля встало ему поперек горла. У него оставалось одно желание: увидеть, что я ухожу. Он проводил меня к выходу и, просунув голову в дверь, напутствовал:

— Запомните: вы никогда не обращались ко мне за консультацией… Вашу жену посвящать в наши дела необязательно… И никого другого тоже!

Мерлен закрыл за мной дверь, и я степенно сошел по ступенькам. Убийца с пустыми руками! Мужчина, убивающий педераста, которого принял за любовника своей жены! Ну и потеха! И если когда-нибудь… Нет! Я уже сам себя не мог принимать всерьез. Я был смешон. Во всем том, что со мной происходило, присутствовала жестокая насмешка. Но почему именно со мной? Почему все это обрушилось именно на мою голову? Что я такого сделал, чтобы заслужить подобное наказание?.. Я пообедал в кафе. Или, точнее сказать, «некто» пообедал, так как от меня самого буквально ничего не осталось. А потом этот «некто» снова занемог и позвонил на радио, что явится только завтра. Мою новость восприняли прохладно. Но мне все стало безразлично. Пускай мое место займет другой! Не хочу больше и слышать о радио, об инсценировках романов с продолжением. Настоящий роман с продолжением я переживаю сейчас на собственной шкуре. Матильда возвратилась домой довольно рано, в большом возбуждении.