Важные вещи. Диалоги о любви, успехе, свободе - [81]

И он ей пишет:

«Как будто бы железом, обмокнутым в сурьму,

Тебя вели нарезом по сердцу моему»…

Это же он как раз в тот момент написал.

Ничего этого не было бы, если бы не эта женщина. Вот Владимир Владимирович Маяковский. Ну что такое жизнь втроем? Но смотрите, какой чистоты и высоты достигает эта любовь. Чего она стоила ему? «Эту пытку в любовь, разрываясь на крик, он тащил, словно груз непомерный. Падал башней Пизанской в объятия Брик, недолюбленный всеми, но верный. И, взведя свой курок еще с тех детских лет, проживал каждый день, как последний. И стихов о любви гениальный секрет приоткрыл нам, прощаясь в передней». Это мои стихи.

«Прощаясь в передней» – это, видимо, отсыл к стихам Маяковского: «Вошла ты, резкая как «нате!», муча перчатки замш, сказала: «Знаете  – я выхожу замуж». Это очень точно.

Да, это любовь. А насчет одиночества у меня есть две строчки: «Бассейна голубое око и веер пальм над головой, мне хорошо, мне одиноко. И одиноко ей со мной».

Интересно, что Эльдар Александрович Рязанов делил всех артистов, которые снимались у него в «Гараже», на циников и идеалистов. Ваш персонаж, – и вообще многие сыгранные вами герои, – это всегда такие мужчины, которые знают, как владеть вниманием женщин. Но при этом Рязанов очень точно сказал, что Гафта он всегда относил к идеалистам. И Ольга Остроумова говорит, что для нее это было поразительно, когда она с вами познакомилась: насколько тот Гафт, которого видят все, не тот человек, которым вы являлись внутри.

Вы знаете, в моей жизни в последнее время она мне очень помогает. Ольга Остроумова мощная! Она тебя поднимает какими-то точными попаданиями в душу, и ты оживаешь. Это потрясающая сила женщины! Ничего выше этого быть не может. Пушкин благодарил за все, что возбуждали в нем женщины, которых он умел любить. И никогда о них плохо не говорил.

Это уже по ту сторону жизни.

Это уже неземная любовь.

Это не то, что кипит, потом брызнет

Чем-то горячим, волнующим кровь.

Чьи же мой сон выполняет приказы?

Кто открывает другую главу?

Только не так, только не сразу,

Только в полете, во сне, наяву

Чудо-постель мы разложим по небу.

Номер, отель. Это ты?  – Это я.

Кажется мне, что счастливей я не был.

Сядь, посиди. Не смотри на меня.

Вечер – не вечность, промчится как миг новогодний.

Снег, поискрившись, сойдет, не оставив следа.

Знаю, что очень люблю, что люблю тебя очень сегодня.

Завтра, быть может, не будет уже никогда.

(Стихотворение В. Гафта).

Петер Штайн Душе нужен витамин

Д. З. Фауста в пьесе Гете спасает «Вечная женственность». Что это значит?

П. Ш. То, что Гете называл вечной женственностью, – это не только красота. Дело не в этом. Женщины обладают уникальной способностью созидания: они могут воспроизводить мужчин и женщин. И именно Вечная женственность может спасти бедного Фауста, который терпит неудачу за неудачей. Но его устремление – это движение вперед, по-немецки Streben. И в этом движении Вечная женственность может спасти Фауста.

Для вас Вечная женственность – это способность к воспроизводству людей или еще что-то? Я спрашиваю об этом, потому что один из ваших первых спектаклей  – «Пер Гюнт»[43], и я вижу эту же идею в Сольвейг. Хотя она никого не производит.

С вами так интересно разговаривать! Обычно я терпеть не могу интервью. Вы абсолютно правы, потому что Ибсен в определенном смысле писал своего «Фауста». Пер Гюнт – это современный норвежский Фауст. И вы правы, Сольвейг играет роль Гретхен, Маргариты, символа спасения Фауста. Притом что Сольвейг остается дома и всю жизнь ждет Пера. Она не сдается. Она уверена, она спокойна. Она олицетворяет сохранение души героя. Даже несмотря на то, что в конце они состарились и оба умирают. Поймите меня правильно: для меня женственность заключается не только в способности к воспроизводству. Это скорее метафора постоянства, возможности сотворения. Это не обязательно дети – это может быть идея, мелодия или что-то другое. Именно в этом смысл Вечной женственности.

Вы упомянули, что ставите «Аиду» как историю любви, а не как эпос.

Мне кажется, что эпические масштабы заслоняют главную идею «Аиды», историю любви. В партитуре оперы 70 % – это пиано и пианиссимо. Главное в сюжете – классический любовный треугольник. Есть Радомес, он наивен, молод и безрассуден. Он суперзвезда, только он играет не на гитаре, а на оружии войны – он воин. Аида – рабыня другой расы, она влюблена, а Радомес влюблен в нее. Есть еще дочь фараона, которая тоже влюблена в «звезду», что можно понять. Очевидно, что ни у одного из троих влюбленных нет ни малейшего шанса. Это невозможная любовь. Их уничтожают ревность, политические козни, расовые предрассудки, весь мир и, конечно, их собственные чувства. Естественно, что все трое в конце умирают – они и не могут выжить.

Интересно, что вы говорите именно о них троих. Так это видел и Верди: у него в конце дуэт умирающих влюбленных превращается в трио. В каком-то смысле они принимают ее в свой круг несчастных влюбленных.

Именно так.

Что для вас «любовь»? Как бы вы определили это понятие?

Здесь, в Москве, я прочитал книгу, которую привез с собой. Это роман Василия Гроссмана «Жизнь и судьба». Я невероятно рад, что мне выпал шанс прочитать эту книгу именно в Москве. Я считаю трагедией, что автор не получил Нобелевскую премию: для меня это фантастическая книга. В каком-то смысле я ставлю ее выше Достоевского. В этом романе герои, рассуждая о любви, называют потребность в ней «авитаминозом души». Это определение Гроссмана. Я думаю, что это очень точно. Душе нужен витамин: без любви невозможно жить.