Васяткино горе - [3]

Васятка себя не помнил от счастья; он сидел рядом с отцом и всё обещал ему большую-большую кучу зайцев.

— Я буду гнать, — говорил он и кричал во всё горло: «у-лю-лю-лю», — и ты только убивай: пиф-паф, пиф-паф! А зайчик кувырк да кувырк!

И он готов был сам кувыркаться на розвальнях. Все смеялись над ним и говорили:

— Вот молодецкий будет охотник!

Чем ближе охотники подъезжали к лесу, тем все становились тише, даже разговоры все прекратились, потому что зайца напугать можно заранее, и он, заслышав человека, разбежится и попрячется в кустах и норах, откуда его и не выгонишь.

Не доезжая ещё до леса, все вышли из телег, двух стариков оставили караулить лошадей, а охотники и загонщики вошли в лес и тихо, без разговоров, заняли свои места.

У Васятки шибко билось сердце, он никогда не был рано в лесу и теперь глядел, и ему казалось так хорошо точно в церкви, когда он бывал там с матерью в большие праздники у ранней обедни — светло так, тихо, а земля вся белым снегом покрыта; деревья, кусты стоят неподвижные и тоже точно закутанные в белые одежды. Изредка какая птица защебечет, сядет на ветку, и с неё полетит снег как пушинки; так и вертится в воздухе, а солнышко светит над лесом, и небольшая полянка, перед которой стоял Васятка, вся блестит и серебрится, точно не снег на ней, а тысячи крошечных звёздочек.

Кто-то был, должно быть, на этой полянке ещё раньше охотников, потому что под большой елью осталась хорошо сложенная поленница дров.

Нарубил, видно, мужичок, сложил да не успел ещё увезти. От поленницы падает чёрная тень и точно перерезает светлую полянку. Мальчику почему-то кажется, что зайчик выскочит непременно из-за этой поленницы.

Отец поставил Васятку нарочно на этом месте у самого входа в лес: если мальчик оглянется, то ему видны даже сани и старики, сторожащие лошадей.

— Коли тебе станет скучно, или очень озябнешь, так ты беги к розвальням, там тебя дедушка Фёдор пригреет и хлеба даст.

Но Васятка в ту сторону и смотреть не хотел: зачем он будет сидеть у дедушки Фёдора под шубою, когда здесь так хорошо, весело, и сейчас начнут убивать зайчиков. Он даже не испугался, когда остался совсем один: мальчики, поставленные возле него, были гораздо старше; им почему-то не понравилось это место на самой опушке, и они убежали дальше в лес.

Васятка вдруг вздрогнул. Он услышал со всех концов: «у-лю-лю», крик, вой, треск трещоток, удары колотушек, а затем — пиф-паф! — ударило несколько выстрелов, и от этих звуков, так гулко раздавшихся по всему лесу, точно все деревья и кусты застонали, а потом всё смолкло. Васятка понял, что, значит, гнали зайцев, и когда те выбежали на охотников, их убили.

Убили!.. Мальчик вдруг почему-то вспомнил теперь, что у него была рыжая собака, мохнатенькая, ласковая такая, глазками, бывало, так смотрит, что Васятка поневоле обнимет её за шею и поцелует.

Звали её Лиской, потому что охотники говорили, что она очень похожа на лису; отец её откуда-то достал щеночком, и она, чем больше росла, тем больше любила мальчика. Мордочка у неё была узенькая, а язык длинный, розовый, и она всегда норовила лизнуть Васятку в самое лицо. Хвост у неё был пушистый, широкий, и как, бывало, увидит Васятку, так и начнёт им вертеть по земле и вправо, и влево — весь песок разметёт. Собачка была охотничья, да только избаловалась и стала, не дожидаясь Степана, сама бегать в лес и охотиться там за птицей. Из-за этого она и погибла: шёл лесом мужичок-охотник из чужой деревни; Лиска мелькнула перед ним из-за куста, а он-то и в самом деле принял её за лису или за другого зверя, выстрелил и убил, а как убил, так и увидел, что это собака. Он пришёл в деревню и рассказал. Дали знать Степану, и тот принёс из лесу свою Лиску. Как увидел Васятка, что у собаки глаза закрыты, рыжая шубка вся в крови, а сама она холодная и не прыгает, не играет, не узнаёт своего Васятку любимого, мальчику так стало жалко, что он горько заплакал и пошёл к матери. Отец вырыл яму и похоронил в саду Лиску, так у Васи и не было больше собачки, убили её… «Вот так и зайчиков убивают», — подумал он, и вдруг ему стало так жалко, так жалко этих маленьких белых зверков, что он чуть не заплакал. Ему хотелось бежать в лес к отцу и просить его, чтобы он сказал господам, что не надо стрелять, не надо убивать бедных зайчиков, которые теперь играют и прыгают как Лиска, а потом будут лежать как она, неподвижные, а на шубках их будет кровь… И вдруг он опять вздрогнул, снова послышалось: «у-лю-лю», и прямо на него, из-за поленницы, выскочил белый зайчонок. Он так испугался, увидя мальчика, что в нескольких шагах от него присел на задние ножки, передние поднял вверх и забарабанил ими по воздуху. «Убьют, убьют! — думал Васятка. — Уходи, глупый!» И Васятка, сообразив, в какой стороне охотники, вдруг бросился на зайчонка с криком: «у-лю-лю!» и погнал его совсем в другую сторону. Зайчонка прыгнул и исчез в кустах, а Васятка заревел и бросился к дедушке Фёдору. Он спрятался под его тулуп и вздрагивал каждый раз, когда слышал: паф-паф… А деревья и кусты в лесу, повторяя звук, точно стонали.