Василий Теркин после войны - [9]

Чтоб цвели, росли картошки,

Чтоб не вытянули ножки

Не грусти, моя гармошка,

Разливайся соловьем,

Не останется картошки —

Госпоставки отдаем.

Разгулялся ветер в поле

И зовет с собой, зовет,

От колхозной нашей доли

Я сорвуся на завод.

На заводе Машу встречу,

Мне расскажет обо всем,

И однажды в теплый вечер

Мы с завода удерем.

Где-то есть в лесу полянка,

Себе выроем землянку,

Перетерпим, перетрем

И счастливо заживем.

Воевали, воевали,

А теперь заплакали,

То свободу обещали,

А теперь заакали.

Говорят, опять война —

Мое сердце радо:

Сталина сожрет она —

Так ему и надо.

Эх, калина-калина,

Нам не надо Сталина,

Нам не надо ВКП,

Жить хотим мы по себе.

Песня спета до конца,

Милые приятели,

Вспомните «вождя-отца»

И пошлите к матери.

***

— Ну, и Тёркин, ну, и малый,

И в кого ты удался,

Только мать, наверно, знала…

— Я от тетки родился.

— Тёркин-теткин, ёлки-палки,

Сыпь еще на зло врагу!

— Не могу. Таланта жалко.

На потом поберегу.

Песни разные на выбор,

Часть оставлю про запас.

— И на том тебе спасибо.

— На здоровье. В добрый час.

КОЛХОЗНЫЙ СТОРОЖ

Ходит сторож, носит грозно

Дулом книзу ружьецо.

Ночью на земле колхозной

Сторож — главное лицо.

Осторожно, однотонно

У столба отбил часы,

Ночь давно. Армяк суконный

Тяжелеет от росы.

И по звездам знает сторож, —

По приметам, как всегда,

Тень двойная станет скоро

Проходить туда-сюда.

Молодым — любовь да счастье,

Хороша соседа дочь!

Провожает Тёркин Настю,

Провожаются всю ночь.

Проведет он до порога:

— Ну, прощай, стучись домой…

— Нет, и я тебя немного

Провожу, хороший мой…

И доводит до окошка:

— Ну, прощай, хороший мой…

— Дай и я тебя немножко

Провожу теперь домой…

Дело близится к рассвету,

Ночь свежеет — не беда,

— Дай и я тебя за это…

— Дай и я тебя тогда…

Под мостом курлычет речка,

Днем неслышная совсем.

На остывшее крылечко

Отдохнуть старик присел:

— Что мне шляться влево-вправо?

Что я буду сторожить?

От кого? И кто дал право

Не давать народу жить?

Чудаки! Голодным детям

Мать картошки накрадет…

Это ли зовут на свете

Воровством? — Свое берет.

Вор один — в Кремле удавом

Озирается кругом,

Воровство назвал он правом,

Справедливость — воровством.

Сторожить меня поставил,

Самому чтоб больше взять —

Займов, взносов да поставок, —

А народу голодать.

В небе звезды, словно свечки,

Тихо светят. Тишина.

На остывшем на крылечке

Деда тень едва видна.

Свесил голову, как птица,

Ружьецо у ног, как кол.

— Что-то, дед, и мне не спится, —

Тёркин к деду подошел.

— Ну, садись. А мне привычно.

Тем и должность хороша:

Ночью обо всем отлично

Можно думать не спеша.

О земле, забытом Боге,

О скитаниях людей,

О своей, твоей дороге,

О судьбе твоей, моей.

Позабыт порядок древний,

Жизнь, конечно… Да не та…

Правят нынче на деревне

Суета да маята…

Посох вырезать бы крепкий,

Сто рублей в пиджак зашить,

И пойти, как наши предки,

По Руси, покуда жив.

По окольным по дорогам

Обойти Россию всю,

За народ просить у Бога

На молитве где в лесу.

Горе всякое сносили —

Завещал терпеть Иисус…

Не один же я в России

Верен Богу остаюсь.

Где-нибудь тропой ночною

Старец с посохом бредет.

Мы вот здесь сидим с тобою,

Говорим, а он идет.

А дорог на свете много,

Пролегли и впрямь и вкось,

Ходят люди по дорогам,

Жаль одно, что ходят врозь.

В небе вспыхнула зарница.

— По весне слыхал о том,

Как пошел через границу

Человек один пешком.

И идет, поди, далече,

Без куска, один, как перст,

На войне был искалечен,

А обижен властью здесь.

По лесам идет, по тропам,

По долинам древних рек,

Пробирается в Европу,

Как из плена, человек.

Он идет тропой глухою,

Смерть повсюду стережет.

Мы вот здесь сидим с тобою,

Говорим, а он идет.

Мало всякое начало —

К большаку ведет тропа…

Говорят еще — с канала

Пробирается Степан.

Он идет, жилье минуя, —

Для чего ему канал?

Потерял семью родную,

Дом и двор свой потерял.

Придавив тоску зубами,

Знает, с кем свести расчет,

Днями спит, идет ночами…

Мы сидим, а он идет…

В небе звезды поредели,

Поседело всё вокруг,

Где-то первые пропели

Петухи спросонья вдруг.

— Скоро день. Уже недолго

Будет день и на Руси.

Ночь еще крадется волком,

Только свет не погасить!

И до отчего порога,

До родимого села,

До восхода та дорога

Через муку пролегла.

Что поделаешь — иному

И еще кружнее путь,

И идет иной до дому

То ли степью незнакомой,

То ль горами где-нибудь.

Дед встает. Светло и строго

Утомленное лицо.

Где-то рядом за дорогой

Тихо звякнуло кольцо.

И невольно вздрогнул Тёркин:

В самом деле — кто идет?

Тихо-тихо. Только зорьке

Где-то вновь петух поет.

Ветерок с полей повеял

И донес, донес, донес

Звук тальянки: плакал, млея,

Затихал и снова рос.

И брела гармонь куда-то,

Только слышалось едва:

«В саду мята

Не примята,

Да не скошена

Трава…»

НОЧЬЮ В ПОЛЕВОЙ БРИГАДЕ

— Дельный, что и говорить,

Был тот предок самый,

Что придумал суп варить

Да еще с грибами.

Суп во-первых, во-вторых

Гречневую кашу.

Нет, тот предок был старик,

Видно, русским, нашим.

По полям пополз туман,

И в ночной прохладе

Полевой колхозный стан

Спать ложиться ладил.

Привалясь на тяжкий сноп,

Не щадя махорки,

Чтоб комар не жалил лоб, —

Вел беседу Тёркин:

— Вам, ребята, с серединки

Начинать, а я скажу:

Я не первые ботинки

В этой жизни без починки

Износил и всё хожу.

Подавай скорей заявки,

Всё равно от мошкары

Не уснуть… Возьмем козявки

Или эти комары.

Это ведь хитрее пули:

Не дают, хоть лопни, спать,