Василий Теркин после войны - [12]

Шрифт
Интервал

Цел поклон, привет и дата,
А по почерку — от брата.
Говорит солдат:
— Досадно.
Отписал домой привет.
Ждал два месяца. Ну, ладно.
Нет, так на тебе — ответ!
Для солдата нету кроме
Утешенья, как махра,
Примостился на соломе,
Перетертой, как костра,
Закурил, взглянул вокруг:
Спят бойцы, кому досуг.
А неспящие у койки
У сержантовой торчат:
Смех столбом… Опять, знать, Тёркин,
Что-то выдумал сержант.
Но глядит с тоской солдат,
Ничему солдат не рад,
И, вздохнув, горюет вслух:
— Без письма-то, как без руки!
Без письма и у махорки
Вкус уже не тот. Слаба.
Вот судьба, товарищ Тёркин…
Тёркин:
— Что там за судьба!
Так случиться может с каждым,
Цензор — там, а мы под ним.
Вот со мной какой однажды
Случай был, с письмом одним!
Получаю раз из дома —
Из деревни друг прислал:
О колхозе и знакомых
Всё, как было, отписал.
И не то, чтоб одной строчки
Цензор вычеркнул бы там,
Даже черточки и точки
Сам расставил по местам.
Замполиту же посланье
Так понравилося вдруг —
Приказал мне на собранье
Прочитать солдатам вслух.
А писал в письме мне Паша:
«Жизнь зажиточная наша,
Дружно трудится колхоз —
Урожай едва весь свез.
Все одеты и обуты,
Чаша полная всему.
Я оделся — фу-ты, ну-ты, —
Переплюнул и Фому!
А едим, что даже Зинке
Стало нравиться… А мать
Так поправилась, что к Димке
Хочет в гости уезжать!»
Только тот Фома был нищим —
Век в тряпье ходил одном,
Дядя Димка на кладбище
Был свезен давным-давно.
Что ж касается про Зинку —
Так в колхозе звали свинку.
Дальше было: «Ты смотри там,
Будь готов, как сын страны,
Разгромить из Уолл-Стрита
Поджигателей войны.
А за то, что малой кровью
Мы их тоже будем гнать,
Руку правую готов я
Про заклад мою отдать!»
Но начальство ведь не знало,
Что приятелю моему
Под Берлином оторвало
Руку правую ему!
Вот оно какое дело,
Мой товарищ и сосед:
Пишет брат твой неумело,
Потому такой ответ.
Потерять письмо обидно,
Не твоя на то вина,
Падать духом — вот что стыдно,
Здесь смекал очка нужна.
Ничего на атом свете
Не приходит к нам само,
Мы с тобой за всё в ответе.
То-то, брат! А ты — письмо.

ПРО ОТПУСК

— Был герой я — это точно,
Но и я войне не рад:
Вроде службы той бессрочной —
Изнывай и жди за кочкой
Скоро ль мина влепит в зад!
Обморозишь руки, ноги,
В снег зароешься лицом,
В ожидании подмоги
Землю греешь животом.
Про войну скорей расскажешь,
О солдатской о тоске,
Как недели кукиш кажет
В животе кишка кишке.
Посыпает дождик редкий,
Кашель злой терзает грудь,
Ни клочка какой газетки
Козью ножку завернуть.
И ни спички, ни махорки —
Всё раскиснет от воды…
Так что раз и я — ваш Тёркин
Запросился из беды.
Надоела мне винтовка,
Надоело грязь месить,
И, хоть было мне неловко,
Отпуск я решил просить.
Я явился к командиру:
— Разрешите доложить:
Так и так — хочу квартиру
На деревне навестить.
Капитан был парень свой,
За солдат стоял горой,
Покумекал, покумекал —
Стало жалко человека.
— Вот что, Тёркин, наш герой,
Комиссар-то надо мной!
Хоть пиши, хоть не пиши —
Еще подвиг соверши!
«Языка» ли приведешь,
Пулемет ли принесешь,
Или что еще от немца —
Будет некуда нам деться.
Знаю — отпуска достоин,
Отличался много раз,
Знаю сам, что лучший воин
Ты в дивизии у нас.
— Награжу поездкой в гости
Есть на то такой приказ.
Комиссаровой я злости
Не боюся в этот раз.
Я ответил капитану:
— Есть, товарищ капитан!
Всё в порядке — я достану
И трофей немецкий дам.
Через день при комиссаре
Капитану пулемет
Я немецкий сдал и с жаром
Рапортую:
— Так что вот…
Разрешите доложить…
И когда могу отбыть?
Делать нечего начальству:
Пишут — отпуск пару дней,
Я ж возьми и бац с нахальством:
— Еще стопочку бы мне?
Комиссар от злости вышел,
Я сто грамм скорее в рот,
Капитан ко мне — чуть слышно:
— Расскажи про пулемет.
— Очень просто: выполз к фрицу,
Будто в плен, а сам:
— Камрад!
Так и так, мол, — объяснился,
Немец понял — тоже рад.
Пулемет я наш получше
Дал ему, а он мне свой:
Отпуск фриц теперь получит,
Получу и я впервой.

БЕСЕДА О ВОЙНЕ

И хотя, пригревшись, спал
Крепко полк усталый,
В первом взводе сон пропал,
Вопреки уставу.
Привалясь к углу стены,
Не щадя махорки,
Для бойцов насчет войны
Вел беседу Тёркин.
— Разрешите доложить
Коротко и просто:
Я большой охотник жить
Лет до девяносто.
Потому хочу сказать —
Сердцем, братцы, чую:
Сталин строит за глаза
Нам судьбу иную.
Я пять лет отвоевал,
Защищал отчизну,
Но, воюя, я мечтал
Про другое в жизни.
И не вышло ни хрена
Из надежды этой —
Снова Сталину нужна
Нам ненужная война,
Чтоб владеть планетой.
Вспоминаю по ночам,
Понимаю больше:
Он и прошлую начал
С Гитлером ведь в Польше.
Что ему, что та война
Унесла милльоны!
Что ему, что вся страна
Гнется, плачет, стонет!
Сколько нас тогда легло…
Сколько нас убито…
Потому и тяжело —
Тяжела обида.
Если б знали наперед
Сталина науку —
Обманул усатый чорт
Родину-старуху!
Потому солдатский путь
Мне забыть нет силы,
Шепчут: «Тёркин, не забудь» —
Братские могилы.
Тридцать лет нам Сталин врет,
Потому в ответе:
За солдат и за народ,
И за всё на свете.
От Ивана до Фомы,
Где б нас ни носило,
Все мы вместе — это мы:
И народ, и сила.
А поскольку это мы,
То скажу вам, братцы,
Нам из этой кутермы
Некуда деваться.
Тут не скажешь: я — не я,
Ничего не знаю,
Не докажешь, что твоя
Нынче хата с краю.
Не велик тебе расчет
Думать в одиночку,
Потому-то он и врет
Тридцать лет, как в бочку.
Сталин новую войну
Нам готовит, чтобы

Еще от автора Владимир Иванович Юрасов
Враг народа

Искренний и реалистический роман о советском офицере в советской оккупационной зоне в побежденной Германии, который мучительно пытается разобраться в окружающей его жизни и вырваться из лап МГБ.


Рекомендуем почитать
Боги молчат. Записки советского военного корреспондента

Михаил Соловьев (Голубовский; Ставрополье, 1908 — США, 1979), по его собственным словам, писатель с «пестрой биографией», послужившей основой для биографии Марка Сурова, героя романа «Когда боги молчат» (1953), «от детства потрясенного революцией человека», но затем в ней разочаровавшегося. В России роман полностью публикуется впервые. Вторая часть книги содержит написанные в эмиграции воспоминания автора о его деятельности военного корреспондента, об обстановке в Красной Армии в конце 1930-х гг., Финской войне и начале Великой Отечественной войны. В формате PDF A4 сохранен издательский макет.


Ковчег для незваных

«Ковчег для незваных» (1976), это роман повествующий об освоении Советами Курильских островов после Второй мировой войны, роман, написанный автором уже за границей и показывающий, что эмиграция не нарушила его творческих импульсов. Образ Сталина в этом романе — один из интереснейших в современной русской литературе. Обложка работы художника М. Шемякина. Максимов, Владимир Емельянович (наст. фамилия, имя и отчество Самсонов, Лев Алексеевич) (1930–1995), русский писатель, публицист. Основатель и главный редактор журнала «Континент».


Антисоветский роман

Известный британский журналист Оуэн Мэтьюз — наполовину русский, и именно о своих русских корнях он написал эту книгу, ставшую мировым бестселлером и переведенную на 22 языка. Мэтьюз учился в Оксфорде, а после работал репортером в горячих точках — от Югославии до Ирака. Значительная часть его карьеры связана с Россией: он много писал о Чечне, работал в The Moscow Times, а ныне возглавляет московское бюро журнала Newsweek.Рассказывая о драматичной судьбе трех поколений своей семьи, Мэтьюз делает особый акцент на необыкновенной истории любви его родителей.


На чёрных водах кровь калины

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Номенклатура. Господствующий класс Советского Союза

Книга принадлежит к числу тех крайне редких книг, которые, появившись, сразу же входят в сокровищницу политической мысли. Она нужна именно сегодня, благодаря своей актуальности и своим исключительным достоинствам. Её автор сам был номенклатурщиком, позже, после побега на Запад, описал, что у нас творилось в ЦК и в других органах власти: кому какие привилегии полагались, кто на чём ездил, как назначали и как снимали с должности. Прежде всего, книга ясно и логично построена. Шаг за шагом она ведет читателя по разным частям советской системы, не теряя из виду систему в целом.


Крот истории

В. Ф. Кормер — одна из самых ярких и знаковых фигур московской жизни 1960—1970-х годов. По образованию математик, он по призванию был писателем и философом. На поверхностный взгляд «гуляка праздный», внутренне был сосредоточен на осмыслении происходящего. В силу этих обстоятельств КГБ не оставлял его без внимания. Важная тема романов, статей и пьесы В. Кормера — деформация личности в условиях несвободы, выражающаяся не только в индивидуальной патологии («Крот истории»), но и в искажении родовых черт всех социальных слоев («Двойное сознание...») и общества в целом.