Василий III - [6]

Мне кажется, что Софья, с умной улыбкой кивая на все инструкции со стороны Виссариона и Сикста VI, с самого начала понимала, что она не будет агентом Рима и ревностной сторонницей его планов. У человека с таким детством, как у нее, на первом плане стоит страстное желание устроить свою собственную судьбу, а вовсе не намерение пожертвовать собой в борьбе за чужие идеи. То, что в России симпатизировать католичеству и Риму опасно для здоровья и жизни, с пронзительной ясностью продемонстрировал прием посольства Софьи под Москвой в начале ноября 1472 года. Сопровождавший невесту папский легат Антонио Бонумбре, расценивавший этот брак как триумф политики Рима, ехал во главе процессии и торжественно вез рядом с собой «крыж» — большой католический крест, использовавшийся в процессиях. Подобная демонстрация вызвала в Москве некоторое замешательство. Митрополит Филипп заявил, что если «крыж» внесут в одни ворота столицы, то он, глава Русской церкви и «богомолец великого князя», выйдет через другие. Назревал грандиозный скандал, который Иван III погасил решительно и сердито: навстречу дорогим гостям был послан боярин Федор Хромой, который встретил посольство в 15 верстах от Москвы. Софья могла своими глазами видеть, что в ее новой стране бывает с теми, кто доставляет проблемы русскому государю: боярин «крыж» отобрал, а допустившего подобное безобразие посла Фрязина «поймал да пограбил». Впечатление от такого «теплого» приема было столь сильным, что все мысли об «агенте Рима» тут же вылетели у Софьи из головы. Благо, Рим далеко, и оттуда никак нельзя было проконтролировать, как она выполняет полученные инструкции. Московский государев двор всегда был для иностранцев очень закрытой структурой.

Конечно, попав в Москву, Софья испытала своего рода культурный шок. Для принцессы, выросшей в каменных городах Морей и Италии, было дикостью видеть кругом сплошные деревянные строения. Даже с новым мужем ее венчали не в каменном храме, а во временной деревянной церкви, стоявшей на месте разобранного Успенского кремлевского собора XIV века! Каково это было — после грандиозных римских соборов? Каково после каменных твердынь итальянских городов видеть обветшавший белокаменный Кремль, построенный еще при Дмитрии Донском, почти столетие назад? После итальянских библиотек и утонченных образованных людей, после восторженного приема в Германии «последней византийской принцессы» общаться с персонажами вроде боярина Федора Хромого?

Недаром Софья так дорожила малейшими следами итальянской культуры и всячески старалась культивировать их на Москве. При ней на Русь приезжают итальянские архитекторы, возводится новый Кремль, новые каменные соборы. При Софье был особый двор, в который вошли оставшиеся с ней в Москве представители аристократических итальянских фамилий. Она усердно создавала вокруг себя свою среду обитания, хоть немного похожую на привычную Италию. Столь усердно, что это породило даже легенды, главная из которых — миф о библиотеке византийских императоров, якобы вывезенной Софьей на Русь в качестве приданого. И хотя исследователями доказано, что это не более чем выдумка, люди до сих пор ищут таинственную «библиотеку Ивана Грозного», восходящую к мифической библиотеке Софьи Палеолог…

Софья была твердо намерена устроить свою судьбу. Для этого требовалось быть хорошей женой великому князю и нарожать ему много детей. Чтобы он не вспоминал, что перед ним иностранка, получившая католическое воспитание и тоскующая о культуре далекой Италии. Чтобы не слушал церковников, шептавших в уши великому государю о «латинской угрозе», исходящей прямо из его супружеской постели. Требовалось терпение — о, за сиротские годы при римском дворе Софья научилась терпеть.

Примечательно, что ни Иван III, ни сама Софья не муссировали идею, что в результате этого брака Россия теперь обретает какие-то права на Византию. В какой-то степени это было связано с тем, что наследником имперского престола считался Андрей Палеолог, а не его сестра. Но все равно, родство с Палеологами могло дать свои преимущества на международной арене. Тем не менее оно не акцентировалось. Вообще, похоже, что связь Калитичей с Палеологами больше интриговала историков XIX–XX веков, чем самого Ивана III. Софья же держалась подчеркнуто скромно. Лишь в 1499 году, когда она устранит всех своих соперников и расчистит для сына Василия путь к трону, у нее прорвется тщательно скрываемое честолюбие и в шитой пелене, даре государыни в Троице-Сергиев монастырь, на вышитой вкладной надписи Софья назовет себя «царевной царьгородской».

За 20 лет Софья родила Ивану III 12 детей: Елену (род. 1474), Феодосию (1475–1501), Елену (1476–1513), Василия (1479–1533), Юрия (1480–1536), Дмитрия (1481–1521), Евдокию (род. 1483), Ивана (род. 1485), Симеона (1487–1518), Андрея (1490–1536), Евдокию (1492–1513) и Бориса (ум. 1503). В этом плане брак, несомненно, удался.

Но была одна проблема: Софья была хоть и любимой, хоть и плодовитой, но — второй женой… Ее дети находились, конечно, в лучшем положении, чем дочь деспота Морей в Риме, но — они были вторыми. Софья, за время своего пребывания при московском дворе имевшая возможность лицезреть, что на Руси бывает с младшими представителями княжеских родов, положила свою жизнь на то, чтобы ее дети из вторых стали первыми и никогда не узнали бы ужасов сиротства при неласковых дворах других правителей. Ей это удалось, ее старший сын будет править Россией — в день ее смерти, 7 апреля 1503 года, это уже было очевидно. Как она смогла это сделать — об этом речь пойдет в нашей книге.