Василий Гроссман в зеркале литературных интриг - [85]

Рукописи он с помощью друзей отправил и в «Литературную газету». Это издание было фактически подчинено Оргкомитету I съезда ССП.

В 1933 году издательство «Советская литература» выпустило первый номер основанного Горьким альманаха «Год XVI». Названием подразумевалось, что летосчисление – от возникновения советского государства. Авторы, понятно, отбирались весьма тщательно – вопрос престижа издания. Гроссман и туда отправил рукописи. Не исключено, что и в этом ему помогли знакомые «перевальцы». Особого риска не было. Даже категорический отказмало что менял, ведь другие редакции приняли и новый вариант романа, и несколько рассказов. А вот удача обусловила бы повышение статуса. Именно этого дебютант и добивался.

Триумф

Гроссман тщательно готовил дебют. Но ситуацию, понятно, не мог полностью контролировать.

Отцу тоже не мог все рассказать в письмах. Ждал результатов. Описывал их 26 марта: «Хочется поделиться с тобой радостью своей. Мои рассказы (еще никем не читанные) поступили на отзыв двум свирепым писателям – Зарудину и И. Катаеву, живущим сейчас в доме отдыха. Они состоят редакторами Альманаха. У меня все время ныла печень, ждал их разноса (меня предупредили)».

Правда здесь есть. Только не вся. Гроссман дружил с бывшим лидером «Перевала», знал также, что и Н. Н. Зарудин «перевалец», потому, конечно, не «ждал их разноса». Однако не исключалось, что рукописи бы «поступили на отзыв» не его знакомым, а другим рецензентам, которые могли бы и в самом деле оказаться «свирепыми» – вне зависимости от качества рассказов: конкуренция, соображения литературно-политические и т. д. Вот и «ныла печень».

Опасения напрасными оказались. По словам Гроссмана, он узнал, «что в Москве Т-вом Писателей получена телеграмма: “приветствуем превосходного писателя Гроссмана автора города Бердичева”».

Следует отсюда, что Катаев и Зарудин сообщили издательству свое мнение о гроссмановском рассказе «В городе Бердичеве». Заглавие же передано неточно в силу специфики телеграфной обработки текста и восприятия телеграфиста.

Подчеркнем, что рецензенты поздравили Гроссмана публично – через МТП. Эффект, по словам Гроссмана, был двунаправленным: «Сознаюсь, что это меня ошпарило крутым кипятком радости. К сожалению, ожог уже проходит, однако ночью меня мучил изрядно. Со мной все вдруг стали очень любезны и даже обещали прикрепить к гортовскому распределителю “особо ответственных” писателей (курсив наш. – Ю. Б.-Ю., Д. Ф.)».

В книге Губера данный фрагмент тоже цитируется, но с ошибками. Наиболее существенная – слово «гортовскому» заменено на «закрытому». Меж тем автограф читается достаточно легко. Да и нет оснований сомневаться: Гроссман понимал, о чем говорил.

Похоже, что публикатор «редактировал» письмо, заменяя неизвестную ему реалию – известной. Результаты такой «редактуры» обнаруживаются весьма часто при сверке губеровских публикаций с оригиналами.

Ну а в гроссмановском письме упомянут магазин, точнее, специальный распределитель Управления городских организаций розничной торговли. Определение же «ответственные» соотносилось обычно с должностями. Теми, что подразумевали персональную ответственность руководителя. «Ответственными работниками» именовали, например директоров фабрик, главных редакторов журналов, равным образом партийных функционеров. Для них и снабжение, недоступное рядовым советским гражданам.

Такое уже не скрывалось. О чем в мемуарах и упоминает, например, младшая современница автора письма – Е. Г. Боннэр: «В эти годы появился ГОРТ. Как расшифровывается эта аббревиатура, забыла. Это был магазин для ответственных работников. Туда пускали по пропускам»[190].

Литераторов, не занимавших «ответственные» редакционные или же иные должности, «прикрепляли» сообразно представлениям партийных функционеров о статусе каждого «прикрепляемого». Гортовским распределителем пользовались входившие в состав Оргкомитета I съезда ССП и соответствующих вспомогательных служб. Понятно, что сам Горький там не «отоваривался», как тогда говорили. Задачи снабжения его семьи решали другие учреждения, контролировавшиеся ОГПУ.

Обещание «прикрепить к гортовскому распределителю» свидетельствовало, что статус дебютанта существенно повысился. И Гроссман не скрывал радость: «Ну вот, это то, что называют признание. “В городе Бердичеве” – это рассказ о женщине, комиссаре полка, которая забеременела и осталась рожать в Бердичеве, когда его должны были занять поляки. Пишу это тебе, как понимаешь, не из хвастовства, которое мне почти не свойственно, а зная, что тебе это будет так же радостно, как и мне».

2 апреля «Литературная газета» напечатала «В городе Бердичеве». На следующий день этот номер Гроссман отправил отцу. Письмо тоже, причем весьма пространное. Описывал там и реакцию коллег на публикацию рассказа.

Неожиданной была реакция. Точнее, превзошедшей все ожидания: «Вокруг него поднят очень большой шум. Самое напечатание рассказа в двух подвалах, объяснили мне в редакции, является как бы декларацией, т. к. впервые за существование “Литературной газеты” в ней печатается такой большой рассказ».