Василий Буслаев - [12]

Твердило в одном исподнем из спальни выскочил, схватил Оверьяна за руку и в дальнюю светелку утащил. А там уж дал волю своему гневу! И так и эдак обругал он своего братца, сравнил его и с пнем трухлявым, и с котлом железным, и с гусаком безмозглым! Тот хоть бы что! Сидит на стуле, головой из стороны в сторону качает и ни слова в ответ.

– Ты сдурел, что ли?! Чего эдак-то заявился! Забыл мои предостереги! Недоумок проклятый! – тряс Твердило брата за плечо. – Язык сглотил, что ли? Отвечай, дурень!

«Дурень» в ответ ни гу-гу, лишь головой в волчьей личине кивает.

– Да ты не пьян ли? – пуще прежнего рассердился боярин.

Твердило сдернул с головы брата колпак в виде волчьей маски. А сдернув, испуганно попятился – вместо Оверьяна перед ним сидел Василий, и холодная усмешка играла у него на устах.

– Здрав будь, боярин, – негромко произнес Василий. – Как видишь, и я решил в ряженых поиграть. Да ты сядь, не трясись.

У Твердилы руки ходили ходуном, отвисшая нижняя челюсть никак не вставала на место. Он пятился бы и дальше, но наткнулся на скамью у окна и сел. Волчья голова выпала из его дрожащих рук.

– Где брат мой? – пролепетал боярин.

– Душа его ныне далеко, а тело недалече отсюда, – ответил Василий. – Поплатился жизнью Оверьян за гнусности свои! И ты поплатишься, боярин. Затем я и пришел к тебе.

– Васенька, не губи! – простонал Твердило, становясь на колени. – По гроб жизни Бога за тебя молить стану. В долгу не останусь, Васенька! Отвалю серебра, сколько пожелаешь, и мехов, и камней самоцветных… Не губи!

– Вспомни, боярин, о душах христианских, загубленных твоим братом с твоего ведома, – зло проговорил Василий.

– Отмолю, Вася! Отстрадаю! Щедро пожертвую на упокоение душ невинно убиенных. Покаюсь! На хлебе и воде сидеть буду! – лепетал Твердило и на четвереньках полз к Василию.

Дальнейшее произошло быстро, почти молниеносно.

Твердило, делая вид, что хочет поцеловать ноги Василию, опрокинул его на пол вместе со стулом. Сам навалился сверху и вцепился руками Василию в горло, накрепко вцепился, не оторвешь. Зашумело в голове у Василия, красные круги поплыли у него перед глазами. Кое-как дотянулся он до ножа засапожного и всадил в живот Твердиле по самую рукоятку. Тот обмяк и со стоном повалился набок. Василий приподнялся и, не раздумывая, вторым ударом ножа добил боярина. Потом отдышался, вытер нож об исподнюю рубаху убитого Твердилы и как пришел, так и ушел с волчьей маской на лице.

Друзья-побратимы дожидались Василия в лесу в полуверсте от боярской усадьбы. Ими была вырыта могила, на дне которой лежал мертвый Твердилин брат, завернутый в рогожу.

– Чего один? – обратился к Василию Фома. – Я думал, ты сюда Твердилу приведешь. Здесь бы и судили его своим судом. Вместе с Оверьяном и погребли бы.

– И впрямь, Вася, почто не привел Твердилу сюда? – спросил Потаня. – Ведь собирался привести…

– Убить мне пришлось Твердилу, – стаскивая с себя волчий полушубок, угрюмо ответил Василий. – Так уж вышло, други. Не серчайте.

– Ладно, чего там! – махнул рукой Костя Новоторженин. – Давайте зарывать этого.

Могилу Оверьяна забросали мерзлой землей, сверху насыпали небольшой холмик и вбили осиновый кол. На всякий случай.

– Конец оборотню, – удовлетворенно проговорил Домаш, отряхивая ладони.

– Теперь прославимся, коль не расскажем истину, – промолвил Фома.

– Прославимся, нет ли, но на том свете нам это зачтется, – задумчиво произнес Потаня.

Порешили молодцы не открывать всей правды, дабы не возбуждать злобу против себя друзей и родственников убитых ими братьев-злодеев. Пусть люди думают, что одного оборотня они убили, а другой оборотень, возможно, в отместку убил боярина Твердилу.

Глава третья. По следам великана

Стал Василий на некоторое время знаменит на весь Новгород. Стоило ему появиться на улице, люди начинали перешептываться и тыкать в него пальцами: «Вот он – сын Буслая! Оборотня одолел!»

Василий поначалу горделиво вскидывал голову, сдерживая наползавшую на уста самодовольную улыбку. Вскоре ему это надоело. Не о такой славе он мечтал. Простой люд и до этого к нему благоволил. Бояре же новгородские хоть и зауважали Василия, но в свой круг принимать его не спешили.

Однажды домой к Василию пришли выборные от братчины меховщиков и с ними новгородский тысяцкий Ядрей. Повели такую речь:

– В позапрошлый год отправились наши даньщики за Онегу, в земли чуди белоглазой аж до реки Вычегды, и сгинули без следа. Опосля ходила на поиски их дружина новгородская и наслышалась от местных охотников, будто бы великан неведомый перебил людей наших. В тех краях все люди ему поклоняются, приносят в жертву лосей и красивых девушек. Обитает тот великан среди горных кряжей, поскольку равнинная земля тяжести его тела не выдерживает.

Василий слушал купцов с небрежной усмешкой.

– Небылицами пришли меня потешить?

– Я тоже улыбался до поры, – промолвил воевода Ядрей, – покуда сам следы того великана не увидел. Я ведь водил ту дружину. След у него почти в два локтя. Вот такой след!

Воевода отмерил руками на столе.

Василий посерьезнел:

– Побожись.

– Вот тебе крест! – Ядрей размашисто перекрестился. – Не сойти мне с этого места, коль лгу!