Небо, загороженное от моря с востока разлапистыми ветвями соснового леса, начинало светлеть. Затухающий на прибрежном песке костёр превращался в тёмную тлеющую кучку головёшек. Задремавший в стороже ратник неожиданно вскинулся, пробуждаясь, окинул взглядом спящий стан — не видел ли кто, как он задремал? Но люди спали под открытым летним небом, накрытые рядинами[1] и вотолами, обдуваемые лёгким морским ветерком. Стоял на берегу широким пузом корабль-кнорр[2]. Ратник встал, разминая затёкшие члены и прогоняя сон, подбросил в костёр сухих веток…
В лесу, в тридцати саженях от него, Клеркон осторожно высунулся из-за сосны, шагнул, пригнулся под низкими ветвями молодой берёзки, наложил на лук стрелу, встав на одно колено. Его воины, невидимые, привычные ходить в лесу, полукольцом окружили стан. Он медлил, ожидая, когда лёгкая дрожь от волнения предстоящего боя отпустит тело…
Два дня назад он спустил на воду с родного эстонского берега две лодки с сорока ратниками. Никогда раньше он не набирал такой дружины. Ватага надеялась наткнуться на куршей или ливов, но тут удача улыбнулась им, послав свейский[3] кнорр. Эстии почти полдня следовали за свеями и могли бы без труда их догнать, но кнорр мог вмещать до тридцати человек, половина из которых наверняка бы оказались бывалыми воинами, а напрасно терять людей Клеркон не хотел. Он ненавидел свеев и вообще всех, кто приходил с той стороны Варяжского моря, с тех пор, как викинги разграбили и сожгли дотла его печище[4]. Те не были мирными купцами в отличие от спавших на берегу, но Клеркону было всё равно, кому мстить.
Тетива ударила о кожаный наруч стрелка; гранёное жало, вспоров стегач[5], пробило тело насквозь. Ратник, коротко охнув, повалился на песок. Не много надо доблести и сил, чтобы победить спящий, не ждущий опасности стан. Тех, кто успевал схватиться за оружие, убивали, остальных вязали для будущей продажи. Ватажники[6] уже обшаривали корабль. Вопреки ожиданиям, на корабле не оказалось желанной добычи, с него вываливали связки рыбин, спустили несколько бочонков с пивом, кое-какую лопоть[7], совсем мало оружия. Клеркон свирепел, чувствуя, что на кнорре ничего ценного не найдут, и решительно не понимал, зачем свеи пришли сюда без товаров. Ватажники согнали пленных в кучу. Какой-то старик, не обращая внимания на грубые тычки эстонских ратных, лез что-то объяснять Клеркону, угадав в нём главного.
— Где ваше серебро? — яростно закричал прямо в морщинистое лицо Клеркон. Он не слушал свея, тем более не понимал их языка. Растущая злость перелилась через край, выплеснувшись на старика широким лезвием топора. Едва понимая, зачем он это сделал, Клеркон переступил через мёртвое тело, оглядел пленных мутными от пьянящей ярости глазами и только сейчас заметил белоголового мальчишку лет семи, рвущегося из рук держащего его ватажника и смотрящего на него, Клеркона, полными злых слёз глазами.
— Пусти-ка его, — приказал ратнику. Мальчик не успел вцепиться в бороду главарю эстонской дружины, как Клеркон ударом наотмашь по лицу опрокинул его. Ратник занёс копьё над мальчишкой, пленные пытались мешать, но их успокаивали сильными ударами копейных древков. Клеркон остановил ватажника:
— Не надо!
Нагнулся к неподвижно лежащему мальчику, с удивлением снял с него наборный пояс с серебряной пряжкой:
— А малец не прост! За него могут дать хороший выкуп…
Ватажники были недовольны скудной добычей. На общем совете решили снова выйти в море и плыть к финским берегам, но только после продажи пленных, которых таскать за собой никто не собирался, на ближайшем рынке. Убить их было жаль.
* * *
Волостель[8] города Тарванпе Реас, сунув за пояс большие пальцы рук, по-хозяйски оглядывал торг. В городе не было высоких хоромин, крепких лабазов иноземных гостей, ремесленного посада, подолом обнимающего невысокую, с низкими башнями крепость, ни улиц, проложенных деревянными мостовыми. До моря несколько поприщ[9] пути. Сюда не забредёт случайный торговый гость, да и морскому разбойнику без знания дороги не попасть. Небольшой торг гудел круглый год. Местные эстии заглядывали постоянно, курши, ливы, аукшайты или словене бывали из тех, кто проторил сюда дорогу и при небольшом выборе, зато дёшево, мог купить то, что в Бирке, Готланде или Ладоге за низкую цену не достанешь.
Хозяин должен отличаться от горожан, и Реас, заметный в выходной шёлковой синей рубахе, с яркой алой лентой на голове, стягивающей по вискам волосы, вежливо отвечал на здравствия горожан и купцов. Пробежав глазами по янтарным рядам, в которых янтарь продавали в виде бус, ожерелий и просто на вес, посмотрел в ту сторону, где торговали рабами. Сегодня там было шумно, и Реас размашисто пошёл между лужами, налитыми прошедшим дождём. Сын Рекони, шедший позади, едва поспевал за отцом.
Рабами торговали как обычные купцы, перекупившие их где-то, так и разбойники, сами рабов и захватившие. Реас узнал Клеркона. Он нередко заходил в Тарванпе сбыть товар. Волчьим оскалом он улыбнулся Реасу, приглашая зажиточного волостеля осмотреть взятых рабов. Реасу не нравился Клеркон, как и остальные збродни
