Ваше Величество Госпожа Рабыня - [58]

— Можно сказать, Юрий Викторович, отметились. — После сорока пяти минут безрезультатной прогулки по заведениям общепита подвёл итоги Брызгалов: — Самодеятельности, полагаю, хватит. В понедельник у Зубова трёх, нет, четырёх — никуда он не денется, даст как миленький! — оперативников попрошу потолковее, и пусть они всё здесь (от "элитарных" кабаков до самых вшивых "гадючников") прошерстят как следует… А сейчас, Юрий Викторович, думаю тебя отпустить. Заглянем только на дебаркадер, и тоже — до понедельника. В выходные, в общем-то, не работа… Однако завтра, очень прошу, на всякий случай не отлучайся из города. Сам понимаешь, мало ли…

— Геннадий Ильич, я, кажется, уже говорил, что в скорейшем завершении этого дела заинтересован ничуть не меньше тебя? — слегка вызывающе, но и слегка обижено ответил Анисимов. — И завтра, можешь не сомневаться, голову буду ломать наравне с тобой. Так что, если понадоблюсь, звони или домой, или в контору — вдруг на нашем компьютере потребуется что-то проверить…

Санёк не обманул: следователи вернулись к дебаркадеру десятью минутами позже указанного срока, а дядя Лёша — Клевцов Алексей Игнатьевич — уже был на месте. После обмена приветствиями и знакомства Брызгалов заговорил с отставным капитаном о графике дежурств на вверенной его попечению крохотной плавучей пристани: кто в ночи со вторника на среду и со среды на четверг находился на дебаркадере?

— А Санёк вам, значит, этого не сказал? — степенным "капитанским" басом в свою очередь переспросил Клевцов. — Вообще-то он откровенный… не знаю, что это вдруг на него нашло… наверное — из-за отца… Иван Матвеевич пьянствует, а Санёк "прикрывает". У нас, Геннадий Ильич, дежурства через двое суток на третьи. Со среды на четверг — я. Со вторника на среду — Иван Матвеевич. Хотя сильно подозреваю, что — Санёк. Тут, понимаете ли, такое дело: Александру восемнадцать исполняется только зимой — и по нашей инструкции работать сторожем он не может. Начальство, конечно, смотрит сквозь пальцы — какой смысл вместо одного пьяницы брать другого? Тем более, что у Ивана Матвеевича — Санёк. Который всегда подменит. Инструкция, однако же, существует… Александр, думаю, вас принял за проверяющих…

Геннадий Ильич так не думал. Санёк при знакомстве отнюдь не пытался скрыть, что его отец работать сегодня не в состоянии. Нет, здесь явно что-то другое… Но что?.. Попытка скрыть своё возможное присутствие на дебаркадере в ночь со вторника на среду?.. Почему?.. Видел нечто такое, о чём не хочет давать показания?.. Допустим, сцену убийства Сазонова?.. Увидел и испугался?.. Но ни чрезмерно наивным, ни чересчур робким Александр, по мнению майора, не выглядел… И испугаться до такой степени, чтобы по-детски попробовать увильнуть от дачи показаний, он мог, пожалуй, только в одном случае: если узнал убийцу…

— Алексей Игнатьевич, а Александр у вас — как? Только дождётся смены — и сразу домой? Даже на несколько минут не задерживается — ну, чтобы поболтать?

— Почему же — обычно задерживается. Юноша он любознательный и рассказы бывалого "морского волка", каковым я без ложной скромности смею себя считать, слушает с удовольствием. Но иногда — конечно. Случается, что сразу домой. Особенно — когда Иван Матвеевич в долгом запое. Но, сегодня, думаю, не по этому — сегодня он из-за вас. Решил, что вы проверяющие — ну, и…

— Алексей Игнатьевич, зачем? — фальшь этого рассказа была настолько очевидной, что Брызгалов, не желая допустить ещё большей неловкости, попробовал прийти на выручку старому капитану: — У вас это получается не очень… имею ввиду — с Александром. Уж не знаю, от чего вы там хотите его "отмазать", но получается это у вас из рук вон плохо! Александр, вы уж поверьте моему опыту, за проверяющих от своего портового начальства принять нас не мог. Напротив: кто мы есть — понял прекрасно и, мигом сориентировавшись, "ушёл в полную несознанку". Прикинулся эдаким умственно отсталым подростком… Зачем, Алексей Игнатьевич? Ведь вы, я уверен, знаете… Подумайте — очень советую… Хорошо подумайте… Ведь я здесь — только в связи с убийством Сазонова. И если грешки вашего протеже Александра к Небу не вопиют — в чём я нисколько не сомневаюсь — и с этим убийством не связаны, то… я ведь не прокурор… не штатный блюститель нравственности… всего лишь — сыскарь при исполнении. И если, забыв о главном, начну хватать попадающихся по пути мелких правонарушителей, то, как вы понимаете, блистательно провалю своё основное задание. Так что, Алексей Игнатьевич, подумайте…

Клевцов достал из кармана куртки пачку "Беломора", закурил, обвёл взглядом присутствующих и после нескольких глубоких затяжек медленно, тщательно подбирая слова, обратился к Брызгалову:

— Верю, Геннадий Ильич. Но… как бы вам это сказать… грехи Александра, если по совести, конечно, не вопиющие… однако безобидными детскими шалостями их тоже не назовёшь… поэтому, если относительно своих намерений вы мне сказали правду — давайте на эту тему поговорим наедине? Юрий Викторович, — быстрый поворот головы в сторону Анисимова, — надеюсь, вы не обидитесь? Александр действительно мой протеже, а разговор о нём предстоит достаточно непростой… Так что…