Ваша честь - [42]

Шрифт
Интервал

– Эй, ты. Поешь немного.

Тюремщик поднял фонарь и посветил в открытые глаза Андреу. Да, в его глазах отражался свет. Но тюремщик знал, что иногда заключенные способны дать себе умереть с необыкновенной быстротой. Был он свидетелем и необыкновенной жажды жизни, с которой многие люди годами влачат жалкое существование на грязной соломе самых отвратительных камер и все-таки живут.

– Эй ты, умник! Что с тобой такое?

Андреу видел, что перед ним колышется свет. И длинная седая борода. Видел, что беззубый рот открывался и закрывался и говорил, «эй ты, умник, эй ты, умник», хриплым голосом, осипшим во влажных стенах тюрьмы. Все это он понял перед тем, как сообразить, что тюремщик его зовет.

– Я ее не убивал.

– Ты уже который раз мне это повторяешь. Кого ты не убивал?

Андреу объяснил, так медленно, как будто с трудом припоминал прошлые события, что не убивал французскую певицу; что действительно провел с ней часть ночи, но потом ушел и что больше он ничего не знает; что назавтра за ним явились и спросили, не он ли Андреу Перрамон; он ответил, что да, и его увели без всяких объяснений; что после этого ему предъявили формальное обвинение в убийстве, отвели на допрос, избили, не оставив на нем живого места, а теперь он уже сто лет сидит в карцере один. Кстати, а куда подевались все остальные?

– Какие остальные?

– Голландец и еще один, из Барселонеты[127], большой любитель поговорить…

– Тебя временно приговорили к одиночному заключению.

– Чего?

– Послушай, у тебя что же, совсем никого нет?

– Чего? – Андреу немного помолчал, он не сразу понял, что именно старик имеет в виду.

– Есть у тебя родные? Родители, братья…

– Отец… Но он старик, мой отец… Почти из дому не выходит. И друзья. Ведь у меня же будет адвокат?

Тюремщик не ответил. Ему откуда было знать. Он посмотрел на юношу с жалостью, смешанной с любопытством, чуть удивляясь тому, что в его сухой, как вяленая треска, груди еще были живы такие чувства.

– Давай, поешь чуток.

– Помоги мне! Я невиновен.


Его честь стоял в глубине своего кабинета в бельэтаже бывшего Палау де ла Женералитат. Когда ему выдавались такие свободные минуты, он любил смотреть вниз сквозь балюстраду. Заслышав, что слуга открыл дверь и на пороге замерли шаги, дон Рафель осторожно приоткрыл занавеску и сделал вид, что с интересом наблюдает за телегой, с которой сгружали бочонки вина рядом с церковью Сан-Жауме. Дон Рафель не оборачивался, ожидая, что прокурор кашлянет. Тогда бы он медленно обернулся и сказал: «Ах, любезный дон Мануэль, я не слыхал, как вы вошли… проходите, проходите, не стойте на пороге». Однако туповатый дон Мануэль, ведь бывают же такие дубины стоеросовые, кашлять не стал. Видимо, он просто решил постоять посреди кабинета и побездельничать. Верховный судья обернулся, объятый, коли на то пошло, праведным гневом, но с твердым намерением быть терпеливым с подчиненным, который некогда имел наглость воображать… вот именно, воображать, что он более подходящий кандидат в председатели Аудиенсии, чем дон Рафель… Что ж, дело давнее, дело прошлое. Христианское милосердие, все забыто.

– Ах, я не слыхал, как вы вошли, дон Мануэль! – Дон Рафель указал рукой на стул возле стола, предлагая ему сесть. – Но проходите, проходите, не стойте на пороге!

– К вашим услугам, ваша честь.

Всякий раз, как дон Мануэль д'Алос называл дона Рафеля «ваша честь», прокурора выворачивало наизнанку. И дон Рафель это понимал. С чувством глубокого удовлетворения.

– Возможно, вас удивила такая спешка, любезный дон Мануэль, – улыбнулся его честь, – но дело не терпит отлагательств.

Дон Рафель подошел к столу, уселся на стул и торжественно возложил руки на углы столешницы, точнейшим, вернейшим, безошибочным образом воспроизводя любимый жест его высокопревосходительства губернатора.

– Человеку в моей должности, ваша честь, следует быть готовым к любым неожиданностям. О чем же идет речь?

– Мари дель Об де Флор.

– Так что же! Ведь мы над этим делом работаем не покладая рук. Я только им и занимаюсь, так сказать.

Дон Мануэль д'Алос подумал, что дело – дрянь, ведь обязанности свои он исполнял исправно, и, значит, председателю Аудиенсии незачем совать в это свой нос до тех пор, пока Третья, или Уголовная, палата не вынесет заключение. Противоправное вмешательство, по всей видимости.

– Разумеется, разумеется. – Дон Рафель счел возможным проявить щедрость и объяснить все по порядку: – Значит так, была убита женщина, правильно?

– Да, ваша честь.

– Две недели тому назад.

– Да, ваша честь.

– Разумеется, разумеется. И эту женщину величали Нарбоннской синицей?

– Нет, ваша честь. Орлеанским соловьем.

Дон Рафель бросил быстрый взгляд на лежавшее перед ним дело и улыбнулся прокурору:

– Вот именно. Вы знаете, где она должна была после этого петь?

– Да, ваша честь.

– Ах, знали?!. – несколько замешкался дон Рафель.

– Да, ваша честь. Вы сами мне об этом сообщили. Она должна была петь перед их величествами.

– Разумеется, разумеется. И у нас есть подозреваемый.

– Да, ваша честь.

– И этот подозреваемый виновен.

– Виновным он себя пока что не признал.

– Я знаю. Когда его снова будет допрашивать полиция?


Еще от автора Жауме Кабре
Я исповедуюсь

Впервые на русском языке роман выдающегося каталонского писателя Жауме Кабре «Я исповедуюсь». Книга переведена на двенадцать языков, а ее суммарный тираж приближается к полумиллиону экземпляров. Герой романа Адриа Ардевол, музыкант, знаток искусства, полиглот, пересматривает свою жизнь, прежде чем незримая метла одно за другим сметет из его памяти все события. Он вспоминает детство и любовную заботу няни Лолы, холодную и прагматичную мать, эрудита-отца с его загадочной судьбой. Наиболее ценным сокровищем принадлежавшего отцу антикварного магазина была старинная скрипка Сториони, на которой лежала тень давнего преступления.


Тень евнуха

Роман выдающегося каталонского писателя Жауме Кабре «Тень евнуха» – смешная и грустная история сентиментального и влюбчивого любителя искусства, отпрыска древнего рода Женсана, который в поисках Пути, Истины и Жизни посвятил свои студенческие годы вооруженной борьбе за справедливость. «Тень евнуха» – роман, пронизанный литературными и музыкальными аллюзиями. Как и Скрипичный концерт Альбана Берга, структуру которого он зеркально повторяет, книга представляет собой своеобразный «двойной реквием». Он посвящен «памяти ангела», Терезы, и звучит как реквием главного героя, Микеля Женсаны, по самому себе.


Голоса Памано

На берегах горной реки Памано, затерявшейся в Пиренеях, не смолкают голоса. В них отзвуки былых событий, боль прошлого и шум повседневности. Учительница Тина собирает материал для книги про местные школы, каменотес Жауме высекает надписи на надгробиях, стареющая красавица Элизенда, чаруя и предавая, подкупая и отдавая приказы, вершит свой тайный суд, подобно ангелу мести. Но вот однажды тетрадь, случайно найденная в обреченной на снос школе, доносит до них исповедь человека, которого одни считали предателем и убийцей, другие мучеником.


Рекомендуем почитать
Возвращение на родину

Маленькое мелодраматичное событие из бурной жизни базилиссы Феодоры.


Тит. Божественный тиран

Тит Божественный — под таким именем он вошел в историю. Кто был этот человек, считавший себя Богом? Он построил Колизей, но разрушил Иерусалим. Был гонителем иудеев, но полюбил прекрасную еврейку Беренику. При его правлении одни римляне строили водопроводы, а другие проливали кровь мужчин и насиловали женщин. Современники называли Тита «любовью и утешением человеческого рода», потомки — «вторым Нероном». Он правил Римом всего три года, но оставил о себе память на века.


А ты поплачь, поплачь

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Повесть об отроке Зуеве

Повесть о четырнадцатилетнем Василии Зуеве, который в середине XVIII века возглавил самостоятельный отряд, прошел по Оби через тундру к Ледовитому океану, изучил жизнь обитающих там народностей, описал эти места, исправил отдельные неточности географической карты.


Жанна д’Арк. «Кто любит меня, за мной!»

«Кто любит меня, за мной!» – с этим кличем она первой бросалась в бой. За ней шли, ей верили, ее боготворили самые отчаянные рубаки, не боявшиеся ни бога, ни черта. О ее подвигах слагали легенды. Ее причислили к лику святых и величают Спасительницей Франции. Ее представляют героиней без страха и упрека…На страницах этого романа предстает совсем другая Жанна д’Арк – не обезличенная бесполая святая церковных Житий и не бронзовый памятник, не ведающий ужаса и сомнений, а живая, смертная, совсем юная девушка, которая отчаянно боялась крови и боли, но, преодолевая страх, повела в бой тысячи мужчин.


Спитамен

В историческом романе видного узбекского писателя Максуда Кариева «Спитамен» повествуется о событиях многовековой давности, происходивших на земле Согдианы (территории, расположенной между реками Амударьей и Сырдарьей) в IV–III вв. до н. э. С первого дня вторжения войск Александра Македонского в среднюю Азию поднимается широкая волна народного сопротивления захватчикам. Читатель станет соучастником давних событий и узнает о сложной и полной драматизма судьбе талантливого полководца Спитамена, возглавившего народное восстание и в сражении при реке Политимете (Зеравшане) сумевшего нанести первое серьезное поражение Александру Македонскому, считавшемуся до этого непобедимым.


Чумные ночи

Орхан Памук – самый известный турецкий писатель, лауреат Нобелевской премии по литературе. Его новая книга «Чумные ночи» – это историко-детективный роман, пронизанный атмосферой восточной сказки; это роман, сочетающий в себе самые противоречивые темы: любовь и политику, религию и чуму, Восток и Запад. «Чумные ночи» не только погружают читателя в далекое прошлое, но и беспощадно освещают день сегодняшний. Место действия книги – небольшой средиземноморский остров, на котором проживает как греческое (православное), так и турецкое (исламское) население.


Нечего бояться

Лауреат Букеровской премии Джулиан Барнс – один из самых ярких и оригинальных прозаиков современной Британии, автор таких международных бестселлеров, как «Англия, Англия», «Попугай Флобера», «История мира в 10/2 главах», «Любовь и так далее», «Метроленд», и многих других. Возможно, основной его талант – умение легко и естественно играть в своих произведениях стилями и направлениями. Тонкая стилизация и едкая ирония, утонченный лиризм и доходящий до цинизма сарказм, агрессивная жесткость и веселое озорство – Барнсу подвластно все это и многое другое.


Жизнь на продажу

Юкио Мисима — самый знаменитый и читаемый в мире японский писатель. Прославился он в равной степени как своими произведениями во всех мыслимых жанрах (романы, пьесы, рассказы, эссе), так и экстравагантным стилем жизни и смерти (харакири после неудачной попытки монархического переворота). В романе «Жизнь на продажу» молодой служащий рекламной фирмы Ханио Ямада после неудачной попытки самоубийства помещает в газете объявление: «Продам жизнь. Можете использовать меня по своему усмотрению. Конфиденциальность гарантирована».


Творцы совпадений

Случайно разбитый стакан с вашим любимым напитком в баре, последний поезд, ушедший у вас из-под носа, найденный на улице лотерейный билет с невероятным выигрышем… Что если все случайности, происходящие в вашей жизни, кем-то подстроены? Что если «совпадений» просто не существует, а судьбы всех людей на земле находятся под жестким контролем неведомой организации? И что может случиться, если кто-то осмелится бросить этой организации вызов во имя любви и свободы?.. Увлекательный, непредсказуемый роман молодого израильского писателя Йоава Блума, ставший бестселлером во многих странах, теперь приходит и к российским читателям. Впервые на русском!