Ваша честь - [117]

Он был настолько погружен в эти размышления, что вскочил от испуга, когда увидел, что ему кто-то улыбается. Дон Херонимо Мануэль Каскаль де лос Росалес-и-Кортес де Сетубал с улыбкой расселся прямо перед ним.

– Дон Рафель… – заявил он. – Хотелось бы вам напомнить, что у нас с вами имеются общие интересы. – (Верховный судья презрительно покосился на суперинтенданта и ничего не ответил.) – И что срок истекает завтра во второй половине дня. Вы уже заняты порученными вам финансовыми операциями?

Дон Рафель по-прежнему не произносил ни звука. Будучи в положении загнанного зверя, скалить зубы было бы смешно. Однако оставалась возможность полебезить.

– Я… я всю жизнь был бы вам благодарен за проявление великодушия.

– Об этом и речи быть не может, – отрезал полицмейстер. – Вам ясно сказано, я хочу получить все и сразу.

Дон Херонимо встал и вежливо раскланялся, чтобы не оставлять сомнений в том, что пощады не будет. Дон Рафель не стал утруждаться тем, чтобы демонстрировать приличные манеры, и так и остался сидеть, как будто присутствие этой пиявки было ему безразлично.

Ровно в одиннадцать начинался бал. Скромный, но в достаточной степени шумный оркестр уже расположился в одном из углов большого зала. Кучка дам, среди которых была и донья Марианна, уселись в противоположном от оркестра углу с тем, чтобы продолжать разговор в минимально приемлемых условиях. Понемногу, словно манимые неодолимым притяжением, все люди, разошедшиеся по семи или восьми залам дворца, открытым для гостей, начали собираться в большом зале, потому что никто не хотел пропустить этот бал, который должен был им запомниться надолго. За исключением дона Рафеля, который все сидел в том же кресле, где к нему подступил с ножом к горлу дон Херонимо. Дона Рафеля словно охватила какая-то беспомощность, вызванная тем, что перед ним, без всякого сомнения, роковым образом захлопывались все двери. Все до единой.

Но так уж было предначертано, что в тот вечер никто не собирался проявлять ни малейшего участия к его горю. Пытаясь укрыться от грохочущего оркестра, заводившего первые такты в большом зале, дон Рафель направился вглубь дворца в поисках уединения. Не успев войти в очень уютную и тускло освещенную гостиную, он лицом к лицу столкнулся с доном Антони Террадельесом. Его сопровождал молчаливый и угрюмый нотариус, с которым дон Рафель уже имел удовольствие познакомиться, и юный музыкант-лейтенант, который был также вхож к губернатору. И словно они уже давно его поджидали, Террадельес немедленно выкатил вперед всю артиллерию:

– Нам известно, почему вы велели казнить Андреу Перрамона.

– Я никого не велел казнить, – парировал он. – Ему просто-напросто был вынесен приговор. А губернатор отклонил прошение о помиловании.

– Я знаю, почему вы велели его казнить. – Доводы дона Рафеля не произвели на адвоката ни малейшего впечатления. – И уверяю вас, мы наделаем много шума.

– Это что же, угроза? – Дон Рафель еле нашел в себе силы улыбнуться. – Но ведь мне скрывать нечего, к тому же я в любой момент готов выслушать, чего вы хотите от меня добиться, чтобы уже перестать меня преследовать.

Не давая времени нотариусу, с готовностью поднявшему голову, вступить в переговоры, Террадельес сухо отрубил:

– Мы в торги не вступаем, ваша честь.

Оба они ретировались, и дон Рафель, проглотив новое унижение, остался наедине с Нандо Сортсом, который до этого момента хранил молчание.

– А вам-то чего еще нужно? – нетерпеливо бросил дон Рафель. – Вы же знаете, что дело будет пересмотрено.

Сортс-младший подождал, пока адвокат с нотариусом не выйдут из гостиной, и тогда ринулся в атаку:

– Вы убийца. Вы виновны в смерти моего лучшего друга. Теперь у меня есть доказательства.

– Я же вам сказал, что… Послушайте, – нашелся дон Рафель, – я никому не обязан давать объяснения в отношении тех или иных своих решений, принятых в рамках суда.

– Отлично. Но вы еще не знаете, чего я от вас хочу.

– Не знаю и знать не желаю.

– Я хочу вашей смерти.

«Дело за малым стало», – подумал дон Рафель. Он был на дне колодца, так глубоко, что пасть еще ниже не представлялось возможным. Его даже развеселило дерзкое заявление этого юнца. Будь у него на душе немного поспокойней, он встретил бы его рукоплесканиями.

– Что ж, если вам заблагорассудилось меня убить, приступайте прямо сейчас, – хладнокровно ответствовал дон Рафель. – Но не обольщайтесь: вы тоже окончите свои дни на виселице.

– Сомневаюсь. Я вызываю вас на дуэль.

– Да ну? – В судье еще оставалась малая толика иронии.

– За вами выбор оружия.

Дон Рафель сделал вид, что раздумывает.

– Не стойте у меня на пути, молодой человек. В полночь меня ждет праздничный тост за наступление нового века.

– Я сказал, – не двинулся с места лейтенант, – что выбор оружия за вами.

– Не в моем обычае драться. А с наглецами и подавно.

Пощечина Сортса-младшего отозвалась, как хохот Гайетаны, в обклеенных обоями стенах миленькой гостиной. Дон Рафель побагровел от гнева и унижения. И тут ему не было дороги назад.

– Пистолеты, – сказал он в ответ. – И насмерть.

Время от времени человеком, даже самым рассудочным, овладевают приступы гнева; дон Рафель не являлся исключением. И потому он в конце концов согласился на смертельный поединок в шесть утра, по окончании банкета, на поле перед кладбищем Сарриа, вдали от любопытных взглядов, при двух секундантах с каждой стороны и враче. Невероятно. Не столько потому, что стреляться на дуэлях было противозаконно, сколько потому, что это считалось неприличным. Так что тот факт, что не кто-нибудь, а сам верховный судья позволил впутать себя в такую авантюру, не мог не вызвать удивления. Но ставки были уже сделаны, и дону Рафелю хотелось только одного: чтобы этот малолетний нахал исчез с глаз его долой, раз и навсегда.