Ваша честь - [115]

Но вместо того чтобы все это ей сказать, дон Рафель продолжал глядеться в зеркало с грустным видом, как будто хотел поменяться местами со своим отражением. «Уверен, что там, в зазеркалье, нет столько ненависти и интриг. Вне всякого сомнения, Марианна. А тебя я туда не возьму, я хочу там остаться один: наедине со звездами и туманностями, не просящими ничего взамен».

– Ты не заболел, Рафель? Вот было бы некстати тебе сейчас что-нибудь подхватить, как раз перед новогодним молебном и праздником у маркиза.

«Ты и не представляешь, Марианна, как мне больно. Здоровье у меня в порядке, а вот душа болит. Я на пороге такого ужасного ада, который никогда и вообразить не мог. Скоро я стану предметом пересудов во всех домах города. Скоро я испытаю худшее и самое невыносимое унижение».

– Может, хочешь прилечь? – разочарованно спросила донья Марианна. – У тебя жар?

– Нет. Пойдем на новогодний молебен. – Дон Рафель поглядел на карманные часы. – Уже пора, мы должны быть там до прибытия губернатора.

– Это один из прекраснейших гимнов католического богослужения[237]: проникновенные, но простые слова, возвышенные понятия, апогей чувства. Это пламенная поэзия, божественный дифирамб, вдохновенно возносящийся к Небесам. «Aeterna fas cum sanctis tius in gloria numerari»[238]. Он прославляет тройственность и единство Божие.

– Благочестивый отголосок иерусалимского богослужения.

– Бесспорно, патер Касканте. – И его светлость епископ Диес Вальдес продолжал проповедовать на литургические темы официальным лицам, во главе с губернатором собравшимся в ризнице, дабы откушать пирожных с бокальчиком сладкого вина, чтобы скоротать время в ожидании крестного хода. – «Te Deum» есть восхваление вочеловечившемуся Слову, напоминание о кульминационных моментах Его земной жизни и не терпящее отлагательств воззвание.

Монсеньор продолжал свою речь, уставившись в потолок ризницы, вероятно воображая, что ему внимает собрание именитых теологов. Каноник Пужалс, не говоря ни слова, наблюдал за происходящим на почтительном расстоянии.

– В этом гимне представлены все разумные существа (ангелы, святые и Церковь в полном составе), падшие ниц перед Святой Троицей и поющие ей хвалу, исповедуясь Отцу, Сыну и Святому Духу. Он также содержит, содержит…

– Многочисленные аллюзии? – пришел на подмогу епископу каноник Касканте.

– Бесспорно, патер, бесспорно. Содержит многочисленные аллюзии на присутствие Христа во всех Его ипостасях: Царь Славы, Вечное Слово, ставшее плотью, Искупитель, Триумфатор и Верховный Судья. Это также не терпящее отлагательств воззвание к Спасителю с просьбой принять нас в вечную славу Небес со всеми святыми, и «in gloria numerari»[239] как раз об этом… Все это, господа, содержится в сем благодарственном песнопении…

Монсеньор Диес Вальдес перевел дыхание и отхлебнул винца. Воспользовавшись его молчанием, официальные лица несколько оживились. Патер Касканте искоса поглядел на каноника Пужалса, пытаясь дать ему понять, чтобы тот помог прервать достопочтенного епископа, который, судя по его мимике, как раз собирался указать крайне заинтересованным этим вопросом официальным лицам на сходства и различия между гимнами «Te Deum» и «Gloria in excelsis Deo»…[240] Но каноник Пужалс не уловил мольбы о помощи, сквозившей во взгляде его коллеги, будучи занят мыслями о том, что «Te Deum», по сути своей, с соблаговоления его светлости, – это просто-напросто организационная неразбериха.

– И если позволите… – произнес епископ, вытирая губы после того, как глотнул вина, – я могу раз и навсегда разъяснить вам все различия… Нет, сходства и различия между этими двумя изумительными славословиями: «Te Deum» и «Gloria in excelsis Deo»…

Каноник Касканте обреченно вздохнул, а патер Пужалс незаметно вышел из ризницы.

Новогодний благодарственный молебен прошел с достаточным успехом, без помех организационного характера, несмотря на то что в последний момент к числу официальных лиц, для которых были предназначены кресла, присоединился еще и португальский посол, которому по дороге в Мадрид пришла в голову блестящая идея насолить канонику Пужалсу.

В то время как все сливки барселонского общества воздавали Господу хвалу и благодарение за наступление нового века (проникновенными словами прославляя тройственность и единство Божие), дон Рафель Массо делал над собой титанические усилия, не для того, чтобы сосредоточиться, а для того, чтобы не показать виду врагам, что разваливается на мелкие кусочки: пускай они видят, что он неколебим, пускай страшатся возможной контратаки со стороны своей жертвы; пускай проникнутся ужасом, который заставит их передумать и отказаться от мысли его преследовать… Эти усилия настолько превышали его человеческие возможности, что времени для того, чтобы прислушаться к хвалам Всемогущему Богу, Всеблагому и Всепрощающему, у него не осталось. А донья Марианна, пребывая на седьмом небе, парила в облаках от счастья и краем глаза наблюдала, приковано ли внимание доньи Розалии и доньи Агнес, сидящих за ней на скамье, к великолепию ее кресла.

Успех новогоднего молебна был очевиден, несмотря на негодование конгрегации сестер Святого Августина по причине предпочтения, оказанного монахиням ордена Святой Клары