Варяги и Русь - [214]

— Не обольщай себя напрасной надеждой, — сказал Руслав. — Если бы я имел право быть князем, то и тогда бы не согласился сесть на стол киевский… И пусть княжит тот, кого избрал народ, кого он любит и почитает, а я не достоин этого почета, так как не знаю ни матери, ни отца, а верить словам твоим мудрено. Поди на вече и объяви о том и тогда увидишь, поверят ли тебе.

— На вече идти не подобает, да и зачем идти, коли на княжение нет твоего согласия. Если бы ты стал князем и, выйдя на площадь, начал чинить суд и расправу, я первый послушался бы и умер за тебя, если бы того потребовал народ, чтоб убедить его, что ты сын Святослава.

— Умереть из-за того, чтобы убедить народ лишь тогда хорошо, — вмешался Извой, — когда этого требуют справедливость и народ, а не желание одного лица, как твой Олаф.

— Что ж тут удивительного!.. Мне будет очень лестно умереть за того, кого я возвел в князья и отмстил этим за кровь моего друга и господина Олафа.

— Нет, нет, не хочу я власти княжеской! — воскликнул Руслав. — Мне лучше быть безродным, чем навлечь на себя нелюбовь князя и народа… Я хотел знать, кто были мои отец и мать, и теперь только хочу узнать, где находится мать… Путь она будет безумна, пусть безобразна и больна, я буду любить ее.

— Настанет час, когда ты узнаешь ее и быть может, проклянешь и день, и ночь, когда увидишь ее. А ты, Извой, тоже не раскаивайся, если на твою голову обрушатся невзгоды… Нам больше не о чем говорить, прощайте…

— Значит, по-твоему, и я могу быть князем? — спросил Извой, — так как я сын Олафа, а Руслав его внук… Сын-то поближе, чем внук.

— Нет, Извой, ты ошибаешься. Дочь Олафа попала в терем Святослава, а Святослав — великий князь киевский… И значит, что Руслав ближе к княжескому роду.

В эту минуту послышался чей-то голос и вскоре показался старик на лошади, запряженной в телегу.

— Кого еще леший несет, — проворчал кифарник, неохотно поднимаясь.

Старик, ехавший в телеге, пел какой-то псалом. Руслав и Извой тотчас узнали его, а кифарник вдруг свернул в лес и послал ему проклятие.

— Здорово, отец Феодор! — сказали витязи в один голос. — Добрый путь.

— И вам тоже, молодцы, — отвечал Феодор. — Аль спозаранку на охоту вышли без луков и пращей? — спросил он.

— Да, охотимся на язычников, — отвечал Извой.

— Доброе дело, да очень опасное, а вы молоды и бороться с этим зверем трудненько.

И он кивнул головой в ту сторону, куда скрылся старик.

— С каким зверем? — переспросил Рустав.

— Чай, охотились на Олафа…

— Да разве это был Олаф? — удивился Извой.

— Коли старческие глаза не изменили мне, то это был он… Вишь, опять появился смущать честной народ. Небось, вместе с Якуном орудует… Ведь другого Ярополка нет… Некого больше убивать. Надо вам знать, детки, что Олаф — днепровский разбойник, он же Блуд, и много он бед натворил в былое время, так что ему пришлось бы нести голову на плаху, да он бежал, да и теперь еще не избежит ее… Вот недавно опять появился в киевских лесах и, говорят, собирает дружину, чтоб идти на князя убить его да сесть на киевский стол.

— Несчастный, — произнес Извой. — И это мой отец…

— Твой отец! — воскликнул старик. — Спаси Бог каждого от такого отца, в особенности христианина.

Извой рассказал отцу Феодору, чего требовал от них Олаф.

— Я так и думал, — сказал Феодор, — что не к добру он появился здесь, — Не знаю твоей милости, — прибавил он, обращаясь к Руславу, — но вижу, что ты из княжеской дружины, и поэтому не советую доверяться этому человеку… Может быть, он и прав, была у него такая история со Святославом, да все-таки все его козни ни к чему не приведут, хоть что бы он ни делал, и если вы верные служители Богу и своему государю, то должны предупредить о том великого князя, чтоб потом не было на вас поклепа.

XVI

Ранним утром из избы дедушки Ерохи вышли две девушки с корзинами в руках. Они были веселы и щебетали как ласточки; казалось, что никакое горе еще не коснулось их целомудренных сердец. Вскоре навстречу им подошла третья; она была в повойнике, и лицо ее носило отпечаток не то страдания, не то безысходной тоски. Эта молодая женщина была старшая сестра их, Светозора, она недавно овдовела и жила в мужниной избушке, неподалеку от своих родных. У нее тоже была корзинка в руках, а в ней лежало несколько грибов.

Сестры радостно обнялись и вместе пошли отыскивать грибы.

Младшая из них, Оксана, затянула песенку, эхом разнесшуюся по лесу. Светлана заметила, что Светозора часто вздыхает и на глазах ее как будто показываются слезы.

— Полно, милая, — заговорила она, — слезами да вздохами не размыкать тоски… Ты ведь не старуха и, даст Бог, наклюнется дружок, который приласкает и разгонит твою печаль… Завтра Купала, и ты сама выберешь себе дружка.

— Эх, Светланушка, не плакала бы, если б не ребенок, кому я нужна с ним?.. Да, тяжело живется одной!..

— Ну, никто как Бог, — возразила Оксана. — Он испытал тебя, он и помилует… Ведь, ты слыхала, что христианский Бог очень милосерд… Это говорят и Феодор, и Симеон, да и наши суженые тоже говорят… Смотри, как приемлем святое крещение, так все наши невзгоды как рукою снимет… Не много осталось потерпеть.