Маленькое судно, нанятое апостолом Андреем, медленно поднималось вверх по реке.
Теперь, когда они отплыли от широкой, ревущей воды, впадающей в море, течение стало слабее, подул попутный ветер, и уже второй день плыли под парусом.
Ученики столпились на носу судна, ловили рыбу, а апостол сидел в тени паруса и смотрел на низкие, заросшие кустарником берега.
К вечеру, пройдя едва видимые под водой песчаные островки, судно остановилось у высоких холмов.
Гребцы стали разводить на берегу костер, чтобы приготовить ужин, ученики поставили палатку, принесли тюки с запасами и едой. Но все так устали, что не было сил даже приготовить ужин — поели только вяленой рыбы и сухих лепешек из грубой просяной муки.
Утром, проснувшись, ученики не увидели Андрея возле костра.
Андрея они нашли на вершине холма. Он был так сосредоточен, что ученики, поняв, что Андрей молится, стояли кучкой поодаль и долго не подходили.
Наконец апостол, обернувшись, увидел учеников и подозвал их.
— Видите эти горы? — спросил он и показал рукой на несколько холмов, заросших мелким кустарником.
Прямо под ними текла река, а другой берег, низкий и плоский, был так ровен, что ученики невольно засмотрелись на него.
— Великий город будет здесь, — сказал апостол. — Здесь воссияет Божия благодать, здесь будет воздвигнуто множество церквей. Отсюда будет просвещена крещением эта страна…
Род старейшины Володислава исстари жил на левом берегу Ильменя, вблизи Перыни-холма, где стоял, возвышаясь над озером и сушей, идол грозного славянского бога Перуна громовержца…
Могуч и богат был род Володиславов. Немногие роды приильменские сравняются с ним в могуществе, богатстве и многолюдий. Не только богат и могуч, но и самостоятелен род Володиславов. Ни от кого-то не зависит он. Даже к пятинам Новгорода не приписан, а на что тот усилился после того, как перенесли его со старого городища на левый берег да стали в него съезжаться и весь и меря, и кривичи, и мужи торговые из далекой Скандинавии, направляясь из-за бурного моря славянского — Нево[1] по великому пути своему в далекую Византию.
Родовой старейшина Володислав никого не боится, а с ним никого не страшатся и его родичи.
Вот и теперь поет, играет молодежь, собравшись на лугу за селением. Даже старики выползли погреться на солнышке.
Володислав сидел среди стариков. Степенно, серьезно вел он беседу, поглядывая на веселящуюся молодежь, где вместе с другими водили хоровод и его дети.
— Слышал ты, — сказал седой с выветрившимся лицом старик, — есть из Новгорода вести, да такие, что призадуматься приходится.
— О Гостомысле?
— О нем, о посаднике новгородском…
— Больно мудрит он да солеварам с Варяжки мирволит… — нахмурился Володислав. — Как бы от этих солеваров беды всему Приильменью не было… Большую они силу забирают…
— Много их за море уходит, да немало и остается.
Гостомысл с ними такую силу заберет, что весь Ильмень должен Новгороду будет кланяться…
— И то уже слухи идут об этом… Беда с нашими варягами да и только!
Ильменские славяне называли варягами выходцев из разных славянских родов, поселившихся на берегах впадающей в Ильмень речки Варяжки и занимавшихся там солеварением. Многие из них уходили за Нево к скандинавам и поступали в дружины викингов.
Долго еще продолжался разговор между стариками.
С особенным почтением слушали древнего, высохшего старика.
Это был Радбор, самый старый в роду Володиславовом. Никто не знал, сколько ему лет. Все, даже старики, помнили его седым и согбенным.
Несмотря на годы, память Радбора сохранилась прекрасно. Он помнил старину и любил рассказывать про нее. Как только выдавался теплый денек, выходил Радбор на солнышко погреться, а вокруг собирались родичи, знавшие, что Радбор всегда расскажет про старину.
Когда к беседе присоединился Радбор, спор шел о могуществе славян.
— Сколько нас по лицу земли рассеялось! — горячился старик Витимир. — Разве по одному только Ильменю сидят роды наши? Куда ни пойди от моря Варяжского[2] до Сурожского[3] и до Хвалынского[4], везде однородцы наши есть, всюду речь славянская слышится, везде одним богам кланяются.
— Верно говорит! Много нас, сильны мы, — послышались одобрительные восклицания.
— Что и говорить! Вот наши города хотя бы взять! Чем не велик наш Новгород? Во всех странах, за всеми морями известен! А Киев?
— Да одни ли Киев да Новгород в славянщине? А Изборск у кривичей, а Смоленск… Сильнее-то народа славянского и нет нигде!
— Сильны мы, сильны! Что и говорить! — раздался слабый дрожащий голос. — А всякий нас и обидит, и под ногу, коли захочет, положить может.
Это говорил Радбор.
Все повернулись к нему.
— Что же, отец? — послышались вопросы, — скажи нам почему это так?
— Да, отец, объясни нам, научи нас, многое ты на своем веку видал, мудрость твоя известна всему Ильменю, так поведай нам, почему ты говоришь, что при всей силе нашей слабы мы и всякий, кто ни захочет, покорить нас может?
— Нас вот на Ильмене никто не покорял…
— Так на то вы и ильменские!.. Сюда на Ильмень и птица не всякая залетает, и зверь не всякий заходит, кто же вас сюда в полон брать придет!.. Разбежитесь по лесам и нет вас… А вон кто посильнее, придут и заберут всех, и данью обложат всех вас, все роды…