Варяги и Русь - [210]

— Это ты, моя желанная!..

— Тсс!.. — сказала она, — я слышала чьи-то шаги: то не звери, а люди нас сторожат…

— О, успокойся, моя желанная, — сказал Руслав. — Мой меч при мне, и первый, кто осмелится приблизиться к нам, будет наказан.

Он вынул меч из ножен, лезвие сверкнуло в лунном свете; он догадывался, что если это был и не сам Вышата, то, наверное, его слуги.

— Сегодня нам нельзя долго оставаться на берегу… Я чую что-то недоброе, — сказала Зоя.

— Не мучь себя напрасно: никого нет, — возразил он, — лучше расскажи мне о том… как его… о ком ты обещала рассказать… о вашем Чернобоге…

— Не о Чернобоге, — тихо перебила Зоя, — а об Искупителе и Творце неба и земли… Но скажи мне прежде, достаточно ли ты любишь меня, чтоб выслушать меня и моего отца? Я вижу, что ты, как и все язычники, с недоверием относишься к Тому, о Ком я хочу говорить, и, быть может, только из любопытства хочешь узнать, Кто был Искупитель, чтоб потом смеяться над такими же христианами, как я.

— О, Зоя! — воскликнул Руслав, — я так люблю тебя, что если бы я знал, чем отличается ваша вера от нашей, то сейчас бы на все решился, что бы ты ни сказала.

— Хорошо, Руслав, я вижу, что душа твоя жаждет не одной моей любви, да видишь ли, я не настолько учена, чтобы поведать тебе обо всем, что касается нашего закона… Я могу тебя наставить только на путь добра, а об остальном ты лучше побеседуй с отцом моим… Я уже говорила ему о тебе; Извой тоже говорил, и он теперь ждет нас…

— В таком случае, веди меня к нему скорее, и если он захочет, чтоб я сегодня же стал христианином, я стану им…

— Прежде, чем сделаться христианином, нужно познать Бога Истинного, научиться любить Его, как ты любишь меня, и тогда благодать святая снизойдет на тебя… Пойдем!..

Молодые люди, взявшись за руки, осторожно двинулись в путь; на опушке леса послышался шорох. Зоя сжала его руку и остановилась.

— Не бойся, — сказал он громко. — Веди меня к отцу, и горе тому, кто станет на моем пути.

Вскоре они дошли до лачужки над оврагом. Зоя потихоньку открыла дверь и, дав знак Руславу подождать, вошла внутрь.

— Батюшка, — сказала она, — молодец, о котором я сегодня говорила тебе, просит твоего благословения войти под кров твой.

— Как звать этого молодца? — спросил Симеон.

— Руславом.

— Убеждена ли ты, что он не из жрецов Божероковых и не хочет надсмеяться над нами?

— Я бы не поверила ему, если бы не Извой, который говорил мне, что из этого молодца может быть хороший христианин.

— А, Извой знает его!

— В одной дружине князя состоят: он отрок княжеский… Поговори с ним, батюшка.

— Где же он?

— За дверью, на дворе…

Симеон закрыл книгу, перекрестился на образа и, сказав: «Господи! помоги присоединить новую овцу к Твоему стаду», — велел привести его.

Зоя открыла дверь — позвала Руслава.

— Добро пожаловать, гость поздний, но желанный!.. — сказал Симеон. — Негоже по нашему христианскому обычаю позднею ночью искать общения с красными девицами, но я не виню тебя, молодец, потому что моя егоза сама искала его.

— Не брани дочь свою, — кротко отвечал Руслав. — Она чиста, как голубица.

— Слыхал я от своей Зоюшки, что ты хочешь быть христианином: правда ли это?

— Если нужно быть христианином, чтобы взять ее себе в жены, то наставь меня, что я должен делать для этого.

— Да, закон наш не дозволяет христианке быть женою язычника. Нужно, чтобы ты был христианином.

— Но как, я не знаю: научи меня.

— Я вижу: ты честный молодец, и, кто бы ты ни был, я верю, что у тебя хорошие мысли в голове… Садись, молодец, побеседуем… Скажи мне, дружок, кто ты?

— Я отрок великого князя киевского Владимира.

— А отец и мать?

— Я никогда не знавал их и только сегодня поутру узнал, будто я княжич.

— Княжич!.. Кто же тебе это сказал?

— Не знаю, какой-то старик.

— Но я, молодец, кажись, видел тебя на Чертовом бережище у Якуна.

— Да, он мой воспитатель.

— Значит, он должен знать, кто твой отец.

— Сегодня я хотел идти к нему; встреченный мною старик ожидает меня у него…

— Какой старик?

— Не знаю… Я встретил его в лесу.

Руслав описал его и передал свой разговор с ним.

Симеон задумался и спустя минуту произнес как бы про себя:

— Уж не Олаф ли это!.. Зоя, ты сказала ему, кто я?

— Нет, отец, не говорила.

— Прежде был воином и немало грешил, но, прозрев свет, все оставил, ибо если и совершал преступления, то потому, что был слеп и в заблуждении находился. Признаешь ли ты, молодец, что солнце, луна и звезды на небе, вода, скот, звери, лес, люди — на земле и птицы в воздухе? Признаешь ли, что существуют день и ночь, власть божественная и княжеская?

— Все это я знаю, дано нам богами.

— Не богами, а всемогущим Богом, потому Он один на небе и на земле, а те боги, о которых ты говоришь, не боги, а истуканы, созданные человеческими руками. Возьми любого из ваших богов и поколи на дрова, продай в Киеве на площади, и ни один из них не скажет тебе ни слова: они не святы, а наш вездесущ и свят, и только те не знают Его, кто ходит в потемках, а чтобы познать Его — надо уверовать… Поэтому, да благословит тебя Творец вселенной, если ты без лукавства, а с чистым сердцем пришел побеседовать со мною.

— Я пришел к тебе, потому что сердце мое влекло к твоей дочери, жизнь мне не мила без нее, и делай, что хочешь со мною, только отдай мне ее.