Вареон - [29]

— Рада вас видеть, Илахан.

— И я вас, принцесса, — с почтением в голосе ответил тот, а я поняла — на Ланса можно не рассчитывать. Такой помогать не станет.

Больно уж правильный. Как и Белен. В замке мне, как высокой гостье, предоставили шикарные покои, расположенные рядом с покоями Анлерины. Девушка явно была в восторге от моего приезда. Она все расспрашивала меня о Вареоне, радовалась, что я наконец-то расскажу правду о брате, и еще не знала, что эта самая правда омрачит память хорошего человека. Человека, которого я люблю… Но кому до этого дело? Берил — мертв. Его похоронили, о нем почти забыли. Максим навсегда заперт в другом мире, как я в этом. Вихрь мне уже объяснил, что о возвращении не может быть и речи. Миров много и именно мой попался Александру совершенно случайно. Второй раз на такую случайность можно наткнуться спустя тысячи лет, века, которых не было ни у меня, ни у моего несчастного ребенка… Поэтому Берила и его память было единогласно решено подвергнуть позору ради живого Вареона. Единогласно при одной воздержавшейся, но меня, по привычке, никто и не спрашивал. В этом мире вообще не принято спрашивать женщин. Женщины подчиняются, они врут и манипулируют мужчинами, и теперь я поняла, откуда в моем мире взялся стереотип о женском коварстве. Орудием мужчин все время была сила, а женщин — хитрость. А теперь, слушая Анлерину, я со слезами на глазах вспоминала о своем любимом, человеке, имя и память которого мне предстояло покрыть позором, отце моего ребенка. Вспоминала его губы, руки, его любящий голос и удивлялась — как я вообще была в состоянии все это забыть? Даже на время, даже в другом мире, даже в другой жизни… Ночью я лежала в своих роскошных покоях с широко открытыми глазами и думала, думала. Думала о брате, который ненавидит Берила и, несомненно, возненавидит его дитя, думала о Анлерине, одного брата которой я спасу, а второго подвергну позору. Вспоминала о молитве своей на Рождество и бесшумно плакала, глотая соленую влагу — воистину, если нас хотят наказать небеса, то делают слепыми. Теперь я понимаю ревность и любовь Максима к Далу, ведь однажды он почти потерял меня из-за брата. Он ведь всегда помнил Ритону. И видел, все это видел и еще раз переживал во снах: и нашу любовь, и его сумасшествие, и убийство моих родителей. Теперь я проклинала Александра за его низость, но разве Александр сам не был наказан? Разве не любил он сына, воплощение Берила? Разве не мучила его совесть при виде меня? При виде Максима? Как же все запутано в этой истории! Истории, где виновные становятся жертвами, а жертвы — палачами! Следующий день встретил меня слабостью во всем теле. Незнакомая служанка облачила мое многострадальное тело в роскошные, тяжелые одежды, Анлерина, с горящими от счастья глазами, прибежала пожелать доброго утра, зашел извечно спокойный Манрад, но в его глазах я увидела любопытство и… некоторое недоумение, смешанное с сожалением. Я хотела спросить, о чем он сожалеет, но в комнату вошел Ганар, и поведение Манрада резко изменилось: теперь передо мной стоял все тот же холодный царедворец, как и обычно. Поняв, что мне никак не удастся пройти мимо Ганара и поговорить с Манрадом наедине, я смирилась с тем, что еще раз потеряла дорогого мне друга. Не в первый раз… В этом мире у меня нет и не может быть друзей, каждый может быть человеком брата, а если Наран узнает о моих мыслях…

Воистину, только глупая может мечтать стать принцессой! Угрюмо села я в карету, и пока экипаж бежал по смоченным мелким дождем улицам, мне хотел выскочить наружу и раствориться в праздной толпе, что наблюдала за шикарным эскортом заграничной принцессы.

— Вы сегодня бледны, моя дорогая, — растягивая слова, сказала компаньонка. — Все еще плохо себя чувствуете?

— Это нервы, — ответила я, уходя от внимательного взгляда Ганара.

— Незачем нервничать, — ответил придворный. — Вы всего лишь исполняете свой долг. «Который должны были исполнить гораздо раньше» — читалось в его глазах. Я чуть отодвинула занавеску и увидела мальчишку, свесившегося с высокого каштана. Наверное, там свысока было удобнее наблюдать за заграничным клоуном, то есть принцессой.

— Не выглядывайте, — «попросила» карга. — Вашу бледность могут понять неправильно… Все вы и все понимаете неправильно. И кому оное мешает? Когда я вышла, то сразу же закружилась голова от запаха цветов.

Лепестки бросали мне под ноги и идти по мостовой в тонких туфлях было неудобно. Гораздо удобнее по уложенными плитами ступеням храма правды. Внутри меня уже ждали. Склонились ожидавшие придворные и в людском коридоре я подошла к невысокому алтарю, возле которого стояли жрецы в темных хламидах. Я встала перед алтарем на колени, прямо на подложенную тут специально для меня бархатную подушечку. Было душно. Очень душно.

Запах благовоний кружил голову. Служитель, подал мне чашу. На вкус жидкость напоминала воду, но стоило бы мне соврать, как она бы меня убила. Рядом со мной стал мой защитник — Ганар, чуть позади разместилась королевская семья и придворные. Все ждали. Чего? Меня…

— Расскажи нам о дне своей несостоявшейся свадьбы, — начал жрец.