Вардананк - [193]

Отвар поспел. Старуха сняла с огня и отставила в сторону, чтоб остудить. Через некоторое время она взяла котелок и обратилась к Цогик:

— А тесто уж завтра замесим, дочка. Хлеба нам хватит пока. Иди отдохни! — и сама пошла к Анаит.

Подступал камавотн — пятый час утра. У двери мельницы бодрствовал телохранитель Артака. Чуть в стороне, скрестив руки на груди, стоял мельник. Цогик, согрев на очаге воду, принялась замешивать тесто, несмотря на запрет старухи. Но в промежутках она успевала подставлять мешки, пересыпать в них муку, почистить посуду, перевязать ослабевшие прутья веника, подлить масла в светильник. Она ни минуты не оставалась без дела.

Прислонившись к стене, Артак следил за нею, думая: «Как они любят работать… Неужели они ни о чем не думают? Или им не о чем думать?!..»

— Днем и ночью — все за работой… Когда же отдыхаете вы, брат-крестьянин? — неожиданно спросил он мельника.

— Да разве работа позволяет нам передохнуть, князь? — отозвался мельник. — Работы уйма, а работников не хватает. Не поспеваем…

— Да ты присядь, — перебил его Артак, только сейчас обратив внимание на то, что мельник все время стоит перед ним.

— Не положено нам, князь… — смущенно произнес мельник.

— Садись, говорю тебе, садись! — мягко, но властно повторил Артак.

Мельник присел на корточки, положив руки на колени.

Вошла Астхик, мельник снова поднялся на ноги. Артак движением руки заставил его снова сесть.

Астхик казалась спокойной и довольной. Артака это очень обрадовало. Присев у очага, девушка улыбнулась Артаку. Поняв ее, он тоже улыбнулся.

— Точно ножом отрезало! — сообщила Астхик.

— Спасибо матушке!.. — отозвался Артак. Груда углей осыпалась, на мгновение ярко вспыхнула, зчтм погасла.

— Э-э!.. — покачал головой мельник. — К войне это!.. А война прожорлива, ее не насытишь…

Озабоченность, словно тень, неотлучно сопровождала мельника. Его мысли постоянно были заняты мелкими житейскими заботами. Он внимательно следил за жерновами, за тем, как работает Цогик, прислушивался к шуму мельничных валов и воды в желобах, всегда готовый устранить все, что могло помешать работе.

— Цогик! — окликнул он девушку. — Подмети-ка под жерновом, зерно просыпалось!

Девущка заботливо, до последнего зернышка, подобрала просыпавшуюся горсточку пшеницы.

— Так, говоришь, война будет? — переспросил Артак; его настроение сильно поднялось после радостной вести, которую сообщила ему Астхик. — Что ж ты будешь делать, брат крестьянин?

— Буду хлеб поставлять, князь. Как бы сильно ни звенели мечи, победу обеспечивает хлеб. Вы оружием бейтесь, а мы хлебом будем биться! — ответил мельник. Морщины прорезали его лицо, в глазах заискрился лукавый смешок.

— А по силам ли будет накормить хлебом столько войска? — спросил Артак, улыбаясь.

— Земля даст!

— А если не даст, не уродит?

— Э-э, князь, да вот тебе, к примеру, моя мельница. Подмети, все собери, унеси… А все равно — сколько бы ни унес, в подполье, по углам, в щелях зерно останется! И я же не один — народ есть, мир: доставят, прокормят! Только тому, кто работает, хлеба не хватает, а так-то хлеба много! — негромко закончил мельник.

Артак слышал эти слова, но их смысл не дошел до него, — юноша слишком был поглощен личным счастьем.

Цогик встала и, проходя мимо Астхик и Артака, окинула их пристальным взглядом. Когда она скрылась за дверью, мельник грустно покачал головой:

— Рану разбередили у бедняжки…

Он рассказал, что они удочерили и вырастили оставшуюся сироткой Цогик. Она была обручена с их погибшим сыном Тонаканом и вот теперь осталась одинокой.

— Не став женой, осталась вдовой! — со вздохом закончил мельник.

Астхик сильно взволновал его рассказ.

— Но что же с нею будет, отец?.. — с сочувствием спросила она.

— То, что должно быть, ориорд! — со вздохом отозвался мельник. — Погорюет, погорюет, да и примирится… Разве у меня, у матери его, у бабки нет сердца? Но уж если пришла смерть, от нее не открестишься…

Старик опустил голову. Астхик казалось, что сейчас он заплачет. Но тот поднял голову и лукаво взглянул на Астхик:

— Ведь у вас, у молодых, все как у пташек небесных: то попискиваете, то попрыгиваете! Прошло — позабыто… Э-эх-эх!..

Артак улыбнулся. Астхик весело и дружелюбно разглядывала мельника. Он казался ей мудрым и добрым, как сама природа. Даже горе и смерть принимал он спокойно и терпеливо.

Цогик вернулась и снова взялась за свое вязание. Пожелав доброй ночи мельнику и Цогик, Артак с Астхик ушли. Перекликались первые петухи. Ночь уже кончала наматывать свою синюю пряжу.

Астхик вошла в хижину и тотчас выбежала обратно:

— Спит она, князь! — радостно сообщила она.

— Ну, спокойной ночи!

— Доброй ночи, князь!

Артак пошел к себе, лег, но заснуть не смог Он снова встал, вышел из хижины и начал ходить по двору, один со своим счастьем, и, наконец, присел на камень перед хижиной Анаит.

Кругом не было никого. Лишь со стороны дороги доносилось громыхание проезжавших арб. Но вскоре до слуха Артака донеслись какой-то шорох и шепот. Он напряг внимание: звуки шли от распряженной арбы, стоявшей неподалеку Артак заметил двух женщин: одна положила голову к другой на колени, а та наклонившись, говорила ей что-то. Женщины не замечали Артака. В одной из женщин Артак узнал жену мельника. Артак услышал, как она негромко говорила: