Вардананк - [161]

Шрифт
Интервал

Зохрак с благоговением обнял и поцеловал мать.

— Через огонь придется нам пройти, — продолжала госпожа Дестрик, — чтоб народ смог найти себя, воспрянуть духом! Но мы воины родины, и должны вести себя как подвижники. А у подвижника нет никого — ни родителей, ни детей!.. Мы принадлежим народу и родине. На нас смотрит страна! Боже, поддержи нас!

Жена Спарапета хотела заглушить тревогу своего сердца, побороть человеческую слабость. Ее мучило то, что народ верил в Вардана, в его преданность родине. Это было самым страшным и мучительным.

В шлеме и панцире, с мечом на боку госпожа Дестрик имела мужественный вид.

— Возьмите меч Спарапета Мушега и легкий шлем для Старшей госпожи! — приказывала она слугам.

Она пошла к усыпальнице, где все ждали ее молча и не двигаясь с места.

Старшая госпожа спросила:

— Принесли меч?

— Принесли, Мать-госпожа!.. — отозвалась Дестрик, с любовью глядя на нее.

До сих пор у всех еще мелькала надежда, что Старшая госпожа переменит свое решение. Но она твердо стояла на своем.

Мать Спарапета стала над могилой Амазаспа Мамиконяна. Егишэ и остальные последовали ее примеру.

Старшая госпожа громко обратилась к крестьянам:

— Страна Армянская, родная земля, с тобой будет непобедима несчастная мать твоего Спарапета!.. Прими мою кровь!

— Приемлем… Да будет! — загремели со всех сторон голоса крестьян.

— И да сохранит господь страну родную! — воскликнула Старшая госпожа, осеняя их знамением креста.

Она твердым шагом направилась к замку; все последовали за нею. В большом зале все снова сели полукругом.

Госпожа Дестрик чувствовала потребность заглушить скорбь сердца рассказом о возвышенных и героических деяниях. Она приказала достать дорогие сердцу армян книги и рукописи и раздать присутствовавшим. Среди рукописей были и священное писание, и отрывки из исторических трудов Агафангела и Мовсеса Хоренаци, и книги, повествующие о родословной дома Мамиконянов.

Княгиня Шушаник взяла священное писание, подозвала Аааит и Астхик и принялась с ними читать. Иногда прерывая чтение, она беседовала с девушками о подвижничестве. Она понимала, как тяжело на душе у Анаит: ведь среди отступников был и Артак!.. Как должна была поступить Анаит?

Княгиня Шушаник заметила волнение девушки. Но в сердце этой доброй женщины теперь царили чувства воина, прежняя мягкость исчезла.

— Не надо, Анаит, не грусти! — шепнула она. — Если он и впрямь отрекся — он для тебя умер! А мертвого не ждут! Выбрось его из сердца!

Анаит опустила голову.

— Выбрось его из сердца, говорю! Артака нет. Надень черные одежды скорби, оплачь его… Холодной водой полей могилу, чтоб скорей остыло сердце!..

Но Анаит была не в силах совладать с горем: она с плачем прижалась к сестре.

— Что ж, ты хочешь огнепоклонника принять в свои объятия? Слушать наставления жрецов? Хочешь и сама отречься от родины? Хорошо же ты будешь тогда украшать рисунками рукописи, читать отца истории нашей Мовсеса Хоренаци и уподоблять супруга своего потомкам Гайка!.. Нет, Анаит, отрекись от него!..

Ярость княгини Шушаник была направлена не только против Артака, но и против отца. Как он мог пойти на отречение, предаться персам? Она не спрашивала себя: что же мог сделать человек в условиях, в каких находился Вардан? Пойти на гибель? А какая была бы от этого польза родной стране?

Как бы для того, чтобы заглушить в себе эту мысль, она с еще большей суровостью обрушила свои упреки на голову бедной Анаит.

— Преклони колена, дочь моя, молись и выбрось его из сердца навсегда!.. — приказывала девушке княгиня Шушаник. — Затем она обратилась к Астхик: — А ты благодари господа, что у тебя нет нареченного, от которого тебе пришлось бы отрекаться!.. Молитесь, готовьтесь к подвижничеству!..

Анаит и Астхик отошли в угол, начали молиться. Молча смотрел на них Егишэ. Казалось, он за тем и прибыл, чтоб вырвать из сердца Анаит весенний цветок жизни… Тяжело и непонятно было девушкам: как можно изгнать любимого из любящего сердца?!

Артаку отдала Анаит свою первую любовь. Артак был для нее олицетворением жизни — прекрасной, сладостной, ласковой жизни… Как жить без любви? Как представить себе, что возможна жизнь без любви?.. Анаит молилась, ей хотелось найти пороки у любимого, что-нибудь такое, что очернило бы его, сделало бы чужим, помогло бы возненавидеть его, и не только возненавидеть, — даже желать его гибели, его смерти!.. Ведь Артак был сейчас изменником родины! Он был таким же врагом отчизны, как персы: он шел в родную страну, чтоб разрушить храмы, красоту которых восхвалял, сжечь золотую рукопись, которую для него разрисовала Анаит, запретить читать Мовсеса Хоренаци, любить прародителя армян — Гайка, Ара Прекрасного, с которым Анаит в самых заветных мечтах сравнивала Артака. С любовью вернется к ней Артак или с безразличным и суровым взглядом отчуждения? Захочет ли он защищать ее от разнузданных персидских воинов. Кто же теперь защитник Анаит?..

Неопытной душе невыносимо тяжкой казалась задача, неумолимо поставленная жизнью. Жил некогда возвышенный, беспорочный юноша — и вот нет его, хотя он жив и приближается к стране Армянской… Бьется любимое сердце, но оно мертво, его нужно похоронить, «полить могилу холодной водой», чтоб забыть навсегда… Забыть первую молодую любовь, едва вкусив ее, стать неумолимым ее врагом, вступить с ней в беспощадный бой и погубить ее своею же собственной рукой!..


Рекомендуем почитать
Иезуит. Сикст V

Итальянский писатель XIX века Эрнст Мезаботт — признанный мастер исторической прозы. В предлагаемый читателю сборник включены два его лучших романа. Это «Иезуит» — произведение, в котором автор создает яркие, неповторимые образы Игнатия Лойолы, французского короля Франциска I и его фаворитки Дианы де Пуатье, и «Сикст V» — роман о человеке трагической и противоречивой судьбы, выходце из народа папе Сиксте V.


Факундо

Жизнеописание Хуана Факундо Кироги — произведение смешанного жанра, все сошлось в нем — политика, философия, этнография, история, культурология и художественное начало, но не рядоположенное, а сплавленное в такое произведение, которое, по формальным признакам не являясь художественным творчеством, является таковым по сути, потому что оно дает нам то, чего мы ждем от искусства и что доступно только искусству,— образную полноту мира, образ действительности, который соединяет в это высшее единство все аспекты и планы книги, подобно тому как сплавляет реальная жизнь в единство все стороны бытия.


Первый художник: Повесть из времен каменного века

В очередном выпуске серии «Polaris» — первое переиздание забытой повести художника, писателя и искусствоведа Д. А. Пахомова (1872–1924) «Первый художник». Не претендуя на научную достоверность, автор на примере приключений смелого охотника, художника и жреца Кремня показывает в ней развитие художественного творчества людей каменного века. Именно искусство, как утверждается в книге, стало движущей силой прогресса, социальной организации и, наконец, религиозных представлений первобытного общества.


Довмонтов меч

Никогда прежде иноземный князь, не из Рюриковичей, не садился править в Пскове. Но в лето 1266 года не нашли псковичи достойного претендента на Руси. Вот и призвали опального литовского князя Довмонта с дружиною. И не ошиблись. Много раз ратное мастерство и умелая политика князя спасали город от врагов. Немало захватчиков полегло на псковских рубежах, прежде чем отучил их Довмонт в этих землях добычу искать. Долгими годами спокойствия и процветания северного края отплатил литовский князь своей новой родине.


Звезда в тумане

Пятнадцатилетний Мухаммед-Тарагай стал правителем Самарканда, а после смерти своего отца Шахруха сделался главой династии тимуридов. Сорок лет правил Улугбек Самаркандом; редко воевал, не облагал народ непосильными налогами. Он заботился о процветании ремесел и торговли, любил поэзию. Но в мировую историю этот просвещенный и гуманный правитель вошел как великий астроном и математик. О нем эта повесть.


Песнь моя — боль моя

Софы Сматаев, казахский писатель, в своем романе обратился к далекому прошлому родного народа, описав один из тяжелейших периодов в жизни казахской степи — 1698—1725 гг. Эти годы вошли в историю казахов как годы великих бедствий. Стотысячная армия джунгарского хунтайши Цэван-Рабдана, который не раз пытался установить свое господство над казахами, напала на мирные аулы, сея вокруг смерть и разрушение.