Вам доверяются люди - [51]

В общем, это ее первый настоящий больной. До сих пор она лечила вообще — лечила всех, кого обстоятельства привели сюда, в терапевтическое отделение больницы. Лечила «в очередь» с Юлией Даниловной, с Анной Витальевной, с Нинель, с Бангелем. Наступало ее дежурство — она принимала смену и делала то, что была обязана делать. Нет, она не может себя упрекнуть в невнимании, тем более в небрежности. Наоборот, Юлия Даниловна всегда хвалит ее точность. «На вас я могу положиться!» — говорит она. Но Марлена знает, что, уходя после суточного дежурства домой, она в следующие сутки могла не вспомнить никого из больных в отдельности. Она помнила, что завтра или послезавтра снова ее дежурство, она помнила, что в пятой палате скрипит дверь и надо проверить, смазали ли ее, она помнила, что в коридоре дует от окон и ходячие больные жаловались на это. Но кто именно жаловался? Кто из них боится сквозняка? Кого больше всех раздражала скрипучая дверь? До сегодняшней ночи ей и в голову не приходило, что это важно. Жаловались, боялись, раздражались больные. Вообще — больные. Какая тупость! Какая душевная безграмотность в этом «вообще»…

Что же случилось сегодня? Почему вдруг раскрылись ей такие новые стороны ее профессии? Неужели потому, что к ней самой пришла любовь и оживила ее сердце, сделала ее лучше, тоньше, умнее?

Марлена осторожно-осторожно поднимается с краешка постели инженера Фельзе. Он спит.

С порога Марлена еще раз оглядывает палату. Спят все. И этот пожилой командировочный, потерявший сознание в ресторане, и усатый язвенник Медведко, в чьей тумбочке Марлена нашла четвертинку водки, и мастер Горнуш из Закарпатья, которого через пять-шесть дней можно будет, пожалуй, выписать. Жаль, что она не сказала ему об этом сегодня. Для него такая новость была бы самым лучшим новогодним подарком.

В коридоре тишина. Зоя Богдановна недовольным взглядом провожает молоденькую докторшу, без толку околачивающуюся в палатах. Мысли у Зои Богдановны мелкие и низкие: «Не вздумала ли, чего доброго, завести шашни с этим Фельзе?»

К счастью, Марлена не подозревает о ее мыслях. Марлена спешит к себе в ординаторскую. Ночь на исходе. Круглые электрические часы в коридоре показывают шесть утра. С лестниц доносится звяканье ведер, хлюпают швабры — уборщицы моют полы. «Как скоро ночь минула…» — всплывает в памяти грибоедовская строчка.

Да, новогодняя ночь кончается. Что же было там, у Андрея? Неужели и сейчас не ответит телефон второй хирургии?

Марлена распахивает дверь и замирает. У ее стола, опершись подбородком на сжатые, поставленные один на другой кулаки, сидит Рыбаш.

— Что случилось?

Она спрашивает со страхом, с болью, с участием и все-таки ловит себя на том, что избегает местоимений. «Что случилось с тобой? У тебя? С вами? У вас?» То и другое немыслимо.

— Что случилось?

Он медленно, нехотя выпрямляется:

— Марлена, я не хирург, а сапожник.

— Андрюша, — теперь она уже не думает о местоимениях, — перестань! Что случилось? Ты давно здесь?

Он ждал ее, он терзался, он прибежал к ней, а она занималась дурацким философствованием…

Рыбаш бросает взгляд на часы:

— Да нет, я только что пришел. Пять минут назад.

— Но что случилось?! — в третий раз говорит Марлена и тихо подсказывает: — Неудачная операция?

— Не хватало бы! — Рыбаш возмущенно передергивает плечами. — Теперь вообще все в порядке. Но пришлось вызывать Фэфэ… Я… не сумел. Спасибо, Наумчик вызвал старика…

— А человек… жив?

— Жив. Я же сказал — все в порядке. Но, понимаешь, я струсил!

Марлена наконец догадывается подойти к нему. Она наклоняется к самому лицу Рыбаша. Ох какое усталое лицо!

— Расскажи, милый. Самое главное ведь, что человек жив.

Он быстро, пытливо взглядывает на нее.

— Ты права! Жив и будет жить. Не все ли равно, Фэфэ, Наумчик или я… Но как я не решился сам?

И он рассказывает: привезли тяжело раненного шофера такси. Встречный грузовик врезался ему в радиатор. Пятитонная туша! И главное — смылся. А таксист горлом упал на собственный руль. Поперечная рана шеи, гортани. Парень молодой… Наложили швы, а ему хуже…

— Марлена, ты понимаешь?

Она кивает.

— Мы с Гурьевой возимся с ним, и вдруг я слышу — Наумчик таким командирским голосом: «Сию же минуту приезжайте, без разговоров!» Как будто санитарке или сестре… Оказывается, Мезенцеву.

— Откуда же он его раздобыл?!

— Из актерского клуба. Фэфэ, видишь ли, имеет хорошую привычку сообщать, где его можно найти. Старая школа! И в общем — правильно…

Рыбаш умолкает. Он уже давно вскочил со стула и ходит, ходит по комнате. Марлена только успевает поворачивать голову.

— А дальше?

— Мезенцев приехал. Такой лощеный, парадный. И… пьяный.

— Пьяный?!

— Ну нет, не пьяный, конечно. Но ведь он встречал Новый год. Держится прямо, как палка. «Нуте-с, рассказывайте». А что рассказывать, — наш шофер вот-вот кончится. Одутловатый, лицо синее. Не лицо, а шар. Полусидит на перевязочном столе. Глаза выпучены. Фэфэ посмотрел — и этак небрежно Гурьевой: «Какие есть трубки?» Она подает. «Нож!» Раз-раз, мои швы долой — и вставил трубку. Так, без халата, не вымыв руки. Потом отодвинулся. «Доканчивайте!»

— Докончили?